Сибирские огни, 1975, №4

Ей даже этот серый растрескавшийся берег интересней, чем рядовой Сваткин со своим надраенным карабином. Это он ей кажется серым, а не берег. Да ничем он приехавшей не кажется, она его и не видела вовсе, прошла мимо, как мимо кнехта. Стоит солдат, значит так надо, пусть стоит. И прошла. Да и он ведь лица ее не видел — смотрел вслед майору. А музыка на пароходе все играла. Сейчас они завели песню, которая и у них есть в казарме. Про любовь, конечно, про ожидание встречи. А на обороте пластинки — Кобзон поет, как он любит макароны, а его невеста видеть их не может. Дурацкая песня, они ее не заводят. Вот про ожидание, ту —почти каждый вечер. Да и всего у них выбор —пластинок двадцать. Не только слова, а каждое шипение известно. Как к какой зазубринке на пластинке игла подходит, ждешь — сейчас на слове «моя» щелкнет. И щелкает. Хоть бы раз по-новому. Нет, все на том же месте. А с дежурства придешь— что делать? Приемник слушать? Ну, его можно разок в день—последние известия. А что для души — так это лучше радиолы не придумаешь. На гражданке все эти песни слышал, да не раз. Где-нибудь на танц­ площадке танцуешь себе да танцуешь, поют там про любовь — пусть поют. Какая разница, подо что танцевать. А здесь —лежишь в казарме и каждую песню словно смотришь. Представляешь, как эта далекая вы­ глядит, как она за околицу выходит, смотрит на дорогу. И дорогу эту себе представляешь — в красноватой дымке от заката, вдали рощица, и речушка перед ней поблескивает. А по дороге едет грузовик, пылит, кто-то в его кузове стоит, смотрит на приближающуюся деревушку. Лежишь и, как в кино, каждую песню видишь. Каждое слово в пес­ не— тяжелое, смыслом наполненное, не то, что на танцульках — там лишь бы пели и играли, а про что—неважно. Дора затарахтела, отошла от парохода. Поехали экспедишники на берег. Высадятся, взвалят ящики свои, будут карабкаться наверх, на сопку. Можно бы им поудобнее, если вбок податься, но туда ходу нет, туда никому, кроме солдат, не положено. Чтоб не смотрели, на что нель­ зя. Вряд ли среди этих ученых шпионы какие-нибудь есть, но так заве­ дено. Даже моряков с соседнего поста не пускают. В общем, правильно, конечно, техника такая, что лучше пусть она без постороннего наблюде­ ния стоит. Своего наблюдения хватает, даже с верхом. Сейчас дора причалит к берегу, высадит пассажиров, и начнется давка. Ведь знают, что все уедут, а все равно мнут друг другу бока. А всего-то их —раз-два да обчелся. Все уедут. И все равно давятся. Настолько им тут осточертеет, что лишнюю секунду на берегу не хотят оставить. Вот и жмут, чуть в воду друг друга не сталкивают. Майор снова появился, встал рядом, с наветренной стороны. Коньячком так вкусно от него пахнуло, что невольно глотнулась слю­ на. На коньяк рассчитывать, конечно, не приходилось, но пяток бутылок пива он отсюда утащит. Когда проверят документы у уезжающих. Скорее бы они садились на пароход. _ «Казбек» у них. Взял десять пачек- Кури, Сваткин.—Майор про­ тянул Анатолию раскрытую пачку. Анатолий взял папиросу, отвернувшись от ветра, зажег спичку, при­ курил. Табак кислил, но ничего — свои-то кончились. «Беломор» тоже не забыть на пароходе взять. Майор сдвинул повыше на лоб фуражку, стала видна белая полоса кожи под волосами. _ Вот так, Сваткин,— сказал майор,—такова наша жизнь. Тебе-то что, тебе меньше года остается. А мне уж, брат, до конца жизни тут.