Сибирские огни, 1975, №4

— Они и сейчас у вас целые, те... солдатики? —спросил мальчик. Тучин погладил его по голове: — Это было в Ленинграде, и ничего не осталось. Дом разрушило снарядом, а те, которые жили в нем, еще раньше умерли от голода... Блокада была. Слышал такое слово? Мальчик кивнул. — Блокада,—повторил Тучин.— Когда это случилось, я был в око­ пах под Колпино, вовсе недалеко от дома... Мог не идти на фронт, а ушел...—Он замолчал, а потом, сделав над собой усилие, продолжил: Когда отец прощался, сказал: «Береги мать и сестренку, ты теперь один мужчина с ними...» А я не сберег... Сказал в военкомате, что мне больше лет, и тоже ушел. А они остались одни и умерли... Понимаешь? Но я же воевать ушел... Надо было идти. Он разговаривал, как со взрослым, он словно оправдывался, будто был виноват в том, что без него случилось то страшное. — Я бы тоже пошел,— сказал мальчик. Тучин обнял его, с острой жалостью ощутив худобу тщедушного детского тела. — Не будем про войну,—справившись с волнением, сказал он лас­ ково.—Хочешь, я тебе лучше расскажу про себя, когда я был таким же вот мальчуганом? — Хочу,— тихо сказал мальчик. И Тучин, чувствуя необыкновенный прилив нежности к нему, стал рассказывать про свое детство. Он рассказал про мальчишек, с которыми дружил, учился и лазил через забор стадиона смотреть футбол, расска­ зал, как они играли в папанинцев, строили модели планеров и собирали конфетные обертки-фантики... Он рассказал, как ездил с матерью в де­ ревню, купался в речке и ходил к старой мельнице у омута, где росли большие желтые кувшинки, а над ними вились стрекозы с радужными крыльями. Он словно окунулся в свое далекое детство, продолжавшее жить в его душе, и ему было отрадно оттого, что кто-то рядом слушает и пони­ мает его. Он рассказывал то, чего не рассказывал своим дочерям. Ему казалось, что они не поймут его той жизни, когда их не было на свете, не могут представить его иным, чем он стал теперь. Он всегда боялся их равнодушия к тому, что было ему дорого. А этот мальчишка понимал его. Тучин видел это по выражению его лица, ему казалось, что маленький собеседник чувствует чужую боль и чужую душу. Он не отстранился, когда Тучин обнял его, он был ласко­ вым, и от детской доверчивости Тучин сам становился добрым. Откуда-то из уличного репродуктора ветер донес короткие сигналы времени и мелодичные позывные московского радио. Тучин сдвинул обшлаг рукава и посмотрел :на часы. — Который час?—спросил мальчик. — Четыре. — Уже? —мальчишка широко открыл глаза.—Попадет мне от мамы. — Такты ступай,— сказал Тучин.—Иди, милый. Мальчик вздохнул: — Теперь все равно попадет... Еще немножко посижу. Я уже при­ вык к вам. За высаженными вдоль улицы деревьями, шурша по асфальту, про­ носились машины. По радио передавали последние известия: в Мюнхене состоялось сборище неонацистов, делегация из Праги прибыла в Москву... — Меня, наверное, скоро опять в больницу положат,—сказал маль­ чик,—Вы мне будете писать?