Сибирские огни, 1975, №3

ныц 1 т Попробуй найти тут эту погань,— милиционер глядел на тысячи людей, толпившихся на базаре.—Ты хоть приметы... Ну, какие они? воры? С облычча? Помнишь? Поймаем, покажем для опознания... А я подумал о поезде, который может отправиться с минуты на ми­ нуту. Там ведь последнее мое добро,— чемодан. Если и его потеряю, как покажусь в Чернитове? Мечтал удивить всех, а приеду нищим. Кое-как подвязав распоротое голенище, я бросился к трамваю. Про­ валиться бы ему сквозь землю, этому Харькову! Мне было горько до слез и душила жалость — ведь в платке после того, как отсчитал я необходи­ мую для покупки пальто сумму, оставалось еще двести рублей. И все они теперь у грабителей. На вокзале обрушился на меня еще один удар: поезда у перрона не было. Это окончательно подкосило. Я рухнул на какой-то ящик лицом к стене и расплакался. Ехать в Чернитово без вещей и без денег — нет, не хочу позора. Лучше вернусь в Екатеринослав... Чье-то осторожное прикосновение и негромкие слова заставили ме­ ня вздрогнуть. — Какая у тебя беда, товарищ? Рядом со мной стоял человек в кожаной, явно железнодорожной фуражке. Чтобы не закричать во весь голос, по-бабьи, я только стиснул зубы и махнул в отчаянии рукой. А железнодорожник ждал, пока я справлюсь со своей слабостью. Потом повел меня сначала в привокзаль­ ное отделение милиции, гДе мои показания занесли в протокол, а оттуда к начальнику вокзала, который заверил, что чемодан, если он еще цел, снимут на станции Белгород, сам же я должен сесть на любой поезд в сторону Москвы, отметку на моем билете он сделал. В Белгород я ехал, еще не зная, как поступлю дальше. Вспоминал старушку, готовый после того, что случилось на харьковской толкучке, усомниться и в ее доброте и честности; Но когда я в Белгороде робко переступил порог милицейской комнаты, первое, что бросилось в глаза, был мой черный новенький чемодан. Прежде чем отдать его мне, дежур­ ный попросил перечислить, какие вещи лежат в чемодане, заставил опи­ сать словесно старушку. Лишь после этого он подвинул ко мне чемодан и улыбнулся так заразительно весело, что и у меня на душе посветлело. — Замечательная старушенция, ты прав,—сказал он,—Мы ей го­ ворим, пришли, мол, за вещами отставшего пассажира. А она, понима­ ешь, не отдает. Кто вы, мол, такие, чтоб вещи молодого человека заби­ рать. Документы, понимаешь, показать требует. Расшумелась, разволно­ валась и все тебя нахваливала: и вежливый ты, и услужливый, за кипят­ ком бегал, конфетами угощал... Отличная старушка! А ты поспеши, не то опять прозеваешь поезд. Дежурный проводил меня до вагона, на прощанье козырнул, как на­ чальнику какому-нибудь. Пристроился я в уголке, снял распоротый сапог. А, пустяки, по шву резали, сшить — всего-то на полчаса дела! У кого-то из соседей нашлась крепкая суровая нитка, кто-то достал из корзинки кусочек вара и цыган­ скую иглу. И хотя сапожник из меня был аховый, но азы сапожного ре­ месла я помнил (все-таки был в обучении у настоящего мастера). Вско­ ре голенище было приведено в относительный порядок. Да и настроение у меня улучшилось. «Ладно, дома я никому не скажу про Харьков. На подарки денег немножечко есть,—я ощупал в кармане те тридцать пять рублей, которые вытащил в Харькове из сапога. —Обратно же ехать — займу у кого-нибудь...» Встретили меня радостно. Раздарил я всем братьям и отцу по ру­ башке, а матери черный с цветами платок. Сына вырядил в вельветовый костюмчик. — А почему Проске ничего не привез? — удивился отец.