Сибирские огни, 1975, №3
лание учиться. А я накрепко запомнил высказанное нм однажды обеща ние, что не даст он мне задержаться в кочегарах. Каждое распоряжение я встречал армейским: «Есть пойти сварщиком! Есть подменить первого подручного!» —и при этом козырял. Вообще-то текучки в бригадах не было. Освоив в совершенстве какую-то специальность, рабочие многие годы оставались либо сварщи ками, либо первыми или вторыми подручными вальцовщика, либо валь цовщиками. Но беда была в том, что угорали часто, особенно в летнее время, когда солнце шпарит без жалости и все живое в тень прячется. В цехе у нас становилось и вовсе невмоготу. Работали с пузырьками на шатырного спирта под рукой, чтобы понюхать, если почуешь первые при знаки угара. Но и это не всегда спасало. По пятнадцать-двадцать чело век угорало за смену. Иных отправляли в медпункт на носилках. Цех низкий, оборудование старое. Вентиляция — только сквозняки, от которых мы часто простужались. С конца марта до поздней осени прокатчики поочередно выбирались на улицу отдышаться. Со стороны (а дорога-то была внизу, за каменной оградой) выглядело это странно, если не жутко. Стоят черные от копоти, похожие на негров фигуры, жад но хватают воздух, а то и валятся, как подкошенные, на землю... В осо бенно неблагоприятные дни, чтобы пополнить поредевшие бригады, да же один-два стана отключали. Из бригад же, делавших перевалку (так называли замену поломанных или выработавшихся валков) непременно забирали половину людей. Опять же —на пополнение. Дисциплина была беспрекословная. Мастеру и бригадиру подчиня лись не то что после первого их слова, но по движению их бровей, по мановению пальца. Заспорил во время работы, отстранят тут же. Вре менно или постоянно —это решится после смены. Практиковалось и со кращение штатов,—когда освобождались от разгильдяев и выпивох. Бо ялся я оказаться в числе сокращенных. Пусть и не лодырь, и к вину не пристрастен, но молодой. А нас, зеленоротых, и процеживали в первую очередь. Очутиться же вновь среди безработных —нет, что угодно, толь ко не это. Не забылось еще житье впроголодь и ночевки в общежитии с зарешеченными окошками под потолком. С опытными прокатчиками расставались очень редко. Да и как ина че? Был у нас в цехе первый подручный Сенька. Фамилии не помню, а прозвище у него —«Комедия»... Утвердилось оно за ним потому, что ве сельчаком, балагуром был. Чуть свободная минутка, вокруг Сеньки со бираются послушать забавные, смешные побасенки. Во время работы поет или приплясывает. Катал же листы —залюбуешься не только лов костью, но и красотой, даже каким-то изяществом движений. Большой мастер своего дела! Одно губило Сеньку: пристрастие к вину. Праздно вать он начинал за день — за два до официального торжества. Кончал то же на денек-другой позже. Отмечал он и революционные даты, и цер ковные: крещение, масленицу, пасху. Лишь бы представился повод выпить. Уговаривали, стыдили, наказывали —ничего не действовало. То есть он клялся: «Больше ни в жизнь, пусть у меня руки отсохнут, если по тянусь к рюмке». Но через неделю-другую все продолжалось по-старому. Когда его все-таки уволили, рабочие, хотя и сознавали справедли вость этой меры, долго еще вспоминали весельчака и отменного прокат чика по прозвищу «Комедия» и жалели его. Однако были среди ветеранов цеха люди, которые составляли зо лотой фонд коллектива, задавали тон в работе и товарищеских, по-на стоящему пролетарских (все чаще говорилось: рабочих), взаимоотноше ниях. Они-то и стали моими наставниками, старшими друзьями. С одни ми из них — мастером Журковым и вальцовщиком Тишкиным — я по знакомился в первый же день, как пришел в цех. Позднее узнал и дру
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2