Сибирские огни, 1975, №3
— Эх, нэ вэзэ, хоть подыхай... — Подохнешь, одним меньше будет. — Балда, кому грозишься? — Надоило на дитэй полуголодных смотреть. Сам пят в симьи и бильше году одэжу послидню тут протыраю... — Грицьку удача. В доменный цех возвэрнувся... Я ждал, когда поредеет толпа, чтобы можно было пробраться с сун дучком к зданию биржи и найти там заведующего... На прием к нему тоже была длиннющая очередь. Опять пришлось набраться терпения. Записка военкома оказалась очень кстати. — Значит, артиллерист? — спросил меня заведующий биржей труда, явно из рабочих: с рук еще не успела сойти потемневшая от мазута ко жа.—А до призыва плотником работал и теперь тоже, должно, хотел бы топором помахать? — На любую работу согласен,— ответил я, а сам подумал, что ка кой там из меня плотник! Это во время демобилизации пришлось на зваться так, иначе могли не выписать литера в Екатеринослав, отправи ли бы назад в деревню. — На любую, так на любую, но все равно пока не могут тебе вы писать направление,— сказал заведующий.— Сам видел, сколько безра ботных. Одно обещаю твердо: внесем тебя в льготный список, пошлем вначале на временную работу, а потом уж и о постоянной похлопочем. Жить будешь в общежитии безработных, питаться в столовой...—он что-то написал на обратной стороне записки военкома, протянул мне.— Пройди в регистратуру. Там тебя и в списки занесут, и все, что надо — выдадут. о В регистратуре мне сказали, что на перекличку надо являться каж дый день, выдали ордер на койку в общежитии, а еще двадцать четыре талона, по одному на день, в столовую. Что и говорить — не густо, хотя с голоду, конечно, не помрешь, все-таки раз в сутки пообедаешь. Но дол го не вытерпишь, взвоешь. Никаких других дел у меня больше не было, и я отправился в сто ловую безработных. Еще квартала за два до нее стали осаждать меня беспризорники, прося кто копеечку, кто закурить. Были они худые и гряз ные до черноты, на многих только и одежки, что старые не по росту пид жаки и некое подобие штанов, сквозь дыры которых проглядывало озяб шее тело. На ногах — рваные галоши или вконец изношенные ботинки. Иные, несмотря на ноябрь, все еще пританцовывали босиком. Неподале ку от входа в столовую стоял неостывший котел с асфальтом. К нему прижались со всех сторон беспризорники, стараясь согреться. Я не выдержал и раздал по копейке, оставил себе четвертак на са мый крайний случай. Все места в столовой оказались занятыми, и я топтался в проходе возле стены в ожидании, когда кто-нибудь, пообедав, уйдет. — Эй, солдат! Что грязь понапрасну месишь? Шагай к нам, у нас местечко найдется. Я не сразу сообразил, что зовут меня. А потом разглядел за столом в углу двух красноармейцев примерно моих лет. Один из них пододвинул мне стул: — Артиллерист? — Бывший. А вот мы с ним,—показал он на своего соседа,— саперишки-пе- хотинцы. Наше дело стучать топорами, рыть землю, как кроты роют. Те перь демобилизовались и, как ты, ждем работу... Почему со скрыней тас каешься? С сундучком, говорю, почему? Скрыня—-это по-нашему, по- украински...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2