Сибирские огни, 1975, №3
С местом армейской службы повезло. Артиллерийская наша часть была расквартирована недалеко от Киева. Летние лагеря располага лись в Дарнице, а это же киевский пригород тогда был. В одну батарею со мной попал Григорий Буханов. Он сразу сню хался с каптенармусом и так же, как после торговли сахаром, нагло вато подмигивал мне при встрече: «Уметь надо!» Ловкачество на этот раз кончилось плачевно. Накрыли каптенармуса и Гришку Буханова, когда они подменили новое обмундирование старым, и отдали под суд. Армейские строгости и трудности не казались мне обременитель ными. Любил я вольтижировку. Каждое занятие на лошадях доставля ло мне радость — ведь с детства ездить умел, с конями сколько ночей проводил на выпасах. Нравились мне спортивные занятия. Чуть свободная минутка, я на турник или на брусья спешу. Наловчился прыгать через деревянного коня так легко, что успевал на лету схватить с шеи у него копеечную монету. Спорт ли тому причиной, другое ли что, но однажды при построе нии командир взвода приказал мне стать поближе к правому флангу, где самые высокие красноармейцы были. А через полгода еще раз пе ременилось мое место в строю. Товарищи подтрунивали надо мной: так, мол, ты скоро с колокольней церковной сравняешься... Но рос я не только физически. Освобождался — правда, не без срывов — и от заблуждений религиозных. Утверждения, что бога нет, не очень-то они действовали. А вот когда приводили примеры попов ского обмана (а рядом-то, в Киеве, находилась Киевско-Печерская лавра с ее святыми мощами), я вспоминал, как из блаженного дурач ка Алексея попы и чернитовское кулачье сделали святого и каким скандалом все это кончилось. Рассказывала мне жена, что поп, заби равший даже у бедняков пироги во время празднеств, кормил ими сво их свиней; что обязательные для всех верующих посты его семья не соблюдала. Не забылось и то, как дьякон, не поделив пожертвований мирян, пырнул попа ножом и не где-нибудь, а в святая святых — в ал таре. После этих воспоминаний куда убедительнее становились и слова политруков, что религия — жульничапье на каждом шагу. Не пустыми были для меня и разоблачения контрреволюционной роли церковников. Одним из заправил офицерско-кулацкого мятежа в 1918 году был как раз поп, расстрелянный по приговору ревтрибунала. Да и наш чернитовский батюшка хоть и уклонился от похода на Шацк, а рысака-то связному Борбашову предоставил. Заколебалась в конце концов и сама вера в боженьку. Рай-то цер ковь сулит на небе, а на земле провозглашает: ударят тебя в левую щеку — подставь правую. Но разве считались с этим заветом божьи угодники вроде Колчака, Деникина, Врангеля и прочей нечисти? Рас стреливали, вешали, жгли — и все с божеским благословением, при крываясь именем Христа, как щитом. Но не помог им господь, хотя воевали они против безбожников — большевиков. Что же бог? Слабее большевиков? А может быть, его вообще нет, бога-то? Во время армейской службы все светлое и справедливое, равно как и злое, обманное, которое довелось мне когда-то увидеть и испы тать, начало выстраиваться каждое на свое место. Но явный верх был за добром и справедливостью. Они составляли четкую шеренгу, как солдаты, поднятые командой «становись!» Прелести единоличной’ жиз ни все меньше нравились мне. Я вдруг начал понимать, что в крестьян ском частном хозяйстве душа человека, как трухлявый пень в сыром оору, покрывается плесенью, а желания и заботы неизбежно мельчают. не, для меня, обо мне, а другие? — да пропади они пропадом, другие!.. Это могло случиться и со мной. гы
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2