Сибирские огни, 1975, №3

— Жених к невесте явился!.. В атаку, ур-ра-а!.. Бросились всей ватагой, заорали не в десять, а словно бы в тыся­ чу ртов, забросали снежками. Заводила же озорно скомандовал: — Вали жениха в снег!.. Господи, орам-то какой, если вываляют в снегу. Я метнулся к две­ ри, к счастью незапертой, захлопнул ее перед носом у озорников, кото­ рые заливисто смеялись, крича: — Испугался, женишок!.. Мы бы тебя снегом-то накормили!.. А мне было не до них. Я, наконец, рискнул постучаться и пересту­ пил порог избушки. Встретили меня приветливо. Теща накрыла на стол. С тестем мы стали обсуждать разные хозяйственные дела. Теща тоже вставляла словечко-другое. На невесту я смотреть стеснялся, а когда она вышла провожать меня, сказал ей «до свидания» и заторопился домой. Я не знал, о чем нам разговаривать! Более того, мне было неловко б нею, наедине ли, на людях — все равно. Она была на год старше, выше меня ростом, солиднее, мне казалось, что жизнь у нас не сладится: слишком уж разные мы люди. А ведь в работе был не из робких, готов был отправиться хоть нд край света, исполнять любые, самые неприятные и трудные обязанно­ сти. Перед невестой же терялся, как мальчишка. Да я и был маль­ чишкой, которого женили другие и который исполнял чужую волю. Лишь после венчания, когда я слегка захмелел от первой же рюм­ ки, с меня словно свалились сковывающие душу обручи, и я при кри­ ках «горько» смело поднимался и при всех целовал молодую жену, которая стала сегодня Прасковьей Ворониной и навеки распростилась о прежней своей фамилией Мокачева и отцовской семьей. А еще я ду­ мал, что отныне ответчик не только за себя самого, но и за нее тоже, и это возвышало меня в собственных глазах. После свадьбы, когда раздали взятые у чужих людей одежки для жениха (своих приличных вещей у меня не было), стал я осваиваться в новой роли молодого мужа и старшего после матери хозяина. Пер­ вым делом я починил сани, провозившись с ними целый день. Потом навел порядок та гумне. Затем взялся молотить рожь, причем с таким усердием, что Гришок сказал: — Ну и ну, ни одного зернышка в колоске не оставляешь... Навер­ ное, жена тебя заставляет стараться?.. Знал бы он, что Прасковья упрекала меня совсем за другое: к че­ му, мол, надрываться, когда никто больше ни о чем не заботится. Да­ же Гришок ждет не дождется, как бы улизнуть к вечеру на гулянье. И еще намекала жена, правда, пока робко, что не худо бы нам отде­ литься, свить свое гнездышко. Подумывал об этом и я сам. Но боязно было уйти из привычного' дома, жалко было мать, у которой вот-вот должен появиться новый отпрыск. Да и как это: не успели свадьбу справить и сразу раздел?! Усадьбу чуть погодя возьмем, а пока надо постараться отцовское доб­ ро приумножить... Прасковья покорно согласилась со мной, как покорно выполняла- и все приказания свекрови. Сумела угодить она и свекру. Упрямая работа мало-помалу приносила относительный достаток. У нас появилась молодая сильная лошадь, две коровы, десяток овец, гуси, куры ■—полное середняцкое хозяйство, над которым уже никто, не смел потешаться. Теперь и я заговорил о разделе. Даже начал ого­ раживать выделенную мне усадьбу жердями, посадил яблони. Неожиданно воспротивилась разделу Прасковья. Шел 1923-й год. Меня вызывали в город Шацк на допризывную-