Сибирские огни, 1975, №3

домишко по чьей-то недоброй подсказке женщину из дальнего от Чер- нитова села. Да не одну, а о дочерью. Надеялся, что станет она его девочкам новой матерью. Однако оказалась его жена настоящей, совсем как в сказках, злой мачехой. И это окончательно надломило физически крепкого, владеющего ремеслом мужика. Был он смолоду, как рассказывали, лихим парнем, да укатали сивку крутые горки, и ходил он теперь покорно по дальним и ближним селам, ни в какие сельские дела не вмешивался, а родных дочерей, возвращаясь, ласкал, когда не могла этого увидеть жена. От Проски мысли опять верну­ лись к нашей семье, к матери с отцом. Почему они со мной так? Не , спросив согласия... Своей волей. Разве я не человек? А? Горькое ожесточение с новой силой охватило меня, и все сочув­ ственные воспоминания о бедолажном житье Мокачевых, особенно Проски, отлетели, уступив место яростной решимости не сдаваться, не дать уговорить себя. Но, чем ближе было до родного дома, тем меньше оставалось во мне решимости. Через порог я переступил, слов­ но не молодые, полные сил ноги были подо мной, а вялые тряпки, и го­ лос, которым я произнес: «Что же это вы затеяли?»,— тоже был не­ ожиданно писклявый и жалкий... Мать швырнула в угол рогач, которым засовывала в печь чугун ■с неочищенной картошкой. Отец, кашлянув с досады, сказал: — А, едрена вошь, опять позор на нашу головушку!.. Федька-то Мокачев чуть свет приперся. Вчера согласный был, а ноне уперся: не отдам Проску! Ты ли виноват, телок телком ходишь, испугался ли он за Проску — столько горя да нужды за свою малую жизнь вынесла, а теперь что? Опять на такую ненасытную стаю чертоломь... Федька даже все затраты, которые пошли на первый запой, воротить согла­ сился. При его-то бедности... Но бог с ним, с Федькой... Нам-то как новый позор перенесть? А во мне тоже взыграло ретивое. Ах, значит меня и Мокачевы за человека не считают? Ростом не удался... Годами молодой... Однако шалишь, не последний я дурачок и не только себе, но и семье хлеб добываю не хуже иных семейных мужиков. Не отдадите за меня Про- оку — сами потом пожалеете. Но Прасковью после того, как насели на Федора Мокачева его же родственники, решили-таки выдать за меня замуж. Известие об этом начисто повымело всю мою храбрость. Так голод очищает сусеки в ам­ баре от последних зернышек. Отец с матерью говорят мне: — Что ж, сынок, теперь ты у нас жених и, как велит обычай, дол­ жен к невесте ходить вечером в гости. Я отчаянно замотал головой: — Не пойду. — Да почему? — Так просто: не пойду и все... Что мне там делать? — С новой родней, невестой поближе познакомиться надо.... Едва уломали меня. Отправился я, а сердце, как козлиный хво­ стик, трепыхается от страха. Кажется мне, что все встречные вот-вот захохочут прямо в лицо: «Хи-хи, жених, опенок недоразвитый... Ха-ха!» Время было —конец января. Темнело рано, и все бы , вероятно, обошлось, не остановись я в нерешительности перед избушкой Мока­ чевых. Боюсь поднять руку и постучать в дверь. И опять же: о чем я с нею, с невестой, говорить буду?.. А с тестем?.. Переминаюсь с ноги на ногу и трусливо думаю: не повернуть ли назад, соврав дома, что все в порядке, побывал в гостях?.. На беду неподалеку играла в снежки ребятня. Заметили они мое замешатель­ ство, один возьми и крикни: