Сибирские огни, 1975, №3
торого была на выданье дочь Маня. Но сватовство отложили до завтра,, потому что время было позднее. Толку, однако, и на этот раз не вышло. Правда, Свечнов не счел сва товство бесчестьем для себя, но сослался на то, что его дочь уже обеща на сыну мельника, который и богат, и умен. Мне, откровенно говоря, не было жаль родных тетушек, дважды перенесших унизительные отказы. Быть может, это заставит их вообще не настаивать на моей женитьбе. По крайней мере, немедленной. Однако я ошибся. Причем, получилось все еще постыднее, чем когда-то у деда Крыкалки. Я работал в лесу, когда мне кто-то из односельчан не без иронии сообщил, что за меня-то уже засватали. — Где?.. Кого?.. — А у Мокачева, у Феди. Проску. Собрались вокруг меня дюжие мужики. В глазах смешинки. Посы пались, как горох из худого мешка, подначки. А я стою обалделый, слова не могу произнести. Только бьет меня, бросает то в жар, то в холод, упрямая до отчаянности мыслишка: «Волоком к венцу не потащат, не по тащат... не потащат!..» Домой было ехать на ночь глядя страшновато —лес кругом, темень- скоро наступит. Не помню, как и дождался, когда занялся поздний зим ний рассвет и я погнал лошадь в Чернитово. Обидно мне за себя, злость на тетушец и на мать душит. Как они могли, как посмели?.. Будто ско тину, неразумную тварь... Я заплакал навзрыд. Благо, что никто не мог видеть моих слез в густом лесу на узкой припорошенной с вечера свежим снегом дороге. А когда выплакался и почувствовал себя чуть поспокойнее, смог и о Проске Мокачевой подумать. Ни в чем она не виновата. Ее тоже силком замуж выдают. Никакой радости не сулит ей замужество. В последние годы она не раз работала у нас: то рожь помогала жать, то вручную молотила снопы. А молотить с нею было ох, как не просто. Сильная, ловкая, выносливая, все в руках аж горит... Нанимала ее мать и пол мыть в нашем доме. Начиналась такая работенка с того, что сначала лопатой сдирали и выгребали твердую, как на току, корку земли, а потом уж приступали собственно к мытью деревянных досок. Угодить матери было далеко не просто, но Прасковья умела ладить с нею, потому что ни в чем не перечила, во всем соглашалась. Не от того ли на ней, на Проске, и остановили выбор, когда семьи побогаче нашей погнушались породниться с нами? Я не мог представить себя ее женихом, а тем более мужем — холод ный пот прошибал меня от такого. Она в самом соку девка, д а в н и невес тится. А я сморчок против нее, и если выдает Мокачев свою дочь за меня, то лишь по причине отчаянной бедности, в сравнении с которой и наше горемычное житье кажется завидным. Редкостным неудачником был Федор Мокачев. Овдовел, когда стар шей дочери было три года, а в люльке качалась вторая дочь Феня. До революции надел земли на женский пол не выделялся и, чтобы не поме реть с голоду, обучился Мокачев плотницкому ремеслу, рубил чужим людям избы, а сам жил в развалюхе, наполовину вросшей в землю. Зарабатывал мало, потому что какой там заработок, если чуть не каж дый второй крестьянин предпочитал обходиться в хозяйстве своими си лами, а когда нанимал мастерового человека, то платил из последних достатков, торгуясь за каждый грош, а не то что за полтину или рубль. Уезжать на заработки в чужедальние губернии Мокачев не рисковал: а с кем оставишь девочек? Привязанность к дочерям у него была поразительная. Вторую же ну он выбирал долго, советуясь со всеми родными. А привел в свой
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2