Сибирские огни, 1975, №3

Располагает к себе высокое гражданское чувство героя произведения, его общест­ венная активность. На Первом съезде писателей мне доводилось сидеть рядом с Ефимом Николаеви­ чем, и я видел, с каким вниманием он слушал радостные слова Горького о победе большевизма на нашем форуме: «Отныне понятие «беспартийный литератор» останется только формальным понятием, — говорил Алексей Максимович, — внутренно же каждый из нас почувствует себя действительным членом ленинской партии». Таким чувствовал себя Ефим Пермитин. Через три с лишним десятилетия он написал о герое своей трилогии: «И хотя он беспартийный писатель, но всегда считал и считает себя ответственным за дело партии, за все, что делается ее именем». Да, таким был он сам. Весной семидесятого года никто не подозревал, что солнце последнее лето будет светить нашему другу. На первомайской открытке он написал мне: «Я здоров, но болезнь Анастасии Ивановны сорвала мой весенний отдых». Впервые за много лет он не смог поехать на Рыбинское водохранилище к сыну Игорю, где любил под ранним весенним солнышком заниматься подледным ловом, выдергивать из лунок красноперых окуней и широких, как лапти, лещей. Летом я побывал у него на даче, в поселке, раскинувшемся по мягкому склону возле речки Десны. Цвели тюльпаны, на яблоньках появились завязи, елочки вскинули к небу свежие побеги. Садовода радовали розы, — он ждал обильного цветения. Земля­ ника обещала обильный урожай. Но в любовно ухоженном саду не было смородины. — Не могу я без нашей сибирской смородинки, — говорил он. — Люблю ее — вспоминаются походы по горной алтайской тайге. Где-нибудь в глубоком распадке у родничка найдешь кустик, поднимешь ветку, а она вся усыпана глянцевито-черными, крупными ягодами. Жажду хорошо утоляют. И вкуснее винограда. Уж ты, Афанасий, помоги мне раздобыть алтайские сорта. Я много доброго слышал о них. По утрам он в одних трусах шел к колодцу, брался за длинный рычаг насоса и начинал качать воду с большой глубины. А почему бы не поставить электриче­ ский мотор? — Мотор «е для меня. С мотором недолго и разлениться. А так — хорошо! Пока накачаю в кадку ведер сорок — мускулы разомнутся. Во всем теле свежесть. Лучше всякой зарядки. Последнее ведро леденящей воды Ефим, слегка нагнувшись, просил вылить ему на спину, а сам обеими руками растирал широкую грудь и крепкие плечи, наконец просил плеснуть на голову, едва покрытую редкими, коротко подстриженными и выгоревшими на солнце волосами: — Ой, слайно! Дай-ка еще полведерка. Теперь совсем хорошо! Вода в кадке погре­ ется — полью новые посадки. А сейчас пойдем чай пить. — И по дороге на веранду вспоминал: — Ох, пивали мы чаи на охоте с Кондратием! Поклон ему земной. Хорошо мы жили в Сибири. Перед закатом солнца, накинув полотенце на шею, ои отправлялся к Десне, берега которой густо поросли ивняком. Там у него был излюбленный омуток с желтыми кув­ шинками возле берегов. Бултыхнувшись в тихую воду, долго плавал и нырял. А потом, сидя на бережке и опустив ноги в воду, говорил: — Здесь, в Подмосковье, тоже есть изумительные места, многие полюбились мне, но батюшка-Алтай нейдет из головы. Здесь — лирика, там —• эпос. А говорливые гор­ ные речки!.. А верткие хариусы в них!.. Не сравнятся ни с какими лещами!.. Хотелось бы еще туда, в наши синие горы... Однажды после ужина мы по крутой лестнице поднялись на второй этаж, в каби- вет писателя. Там был камин, перевезенный из какого-то старого дома, уступившего ме­ сто новой застройке. На полу широко распластались когтистые лапы большущей шкуры бурого медведя с золотистым отливом ости на загривке. Усевшись в кресло, Ефим раскрыл объемистую папку с рукописью, порылся в ней и, выбрав главу, не включен­ ную в журнальный вариант, стал читать, как всегда, громко и увлеченно. В такие мину