Сибирские огни, 1975, №3

л. финк отнюдь не очевидная социальная опасность. Ведь Герасим Иванович, заботясь о своем комфорте, делает возможным бездельное существование своей супруги. Клавдия Ива­ новна уже не знает никакого иного мира, кроме чистоты кафельных стен, полирован­ ного дерева, бронзовых канделябров, шля­ пок и граций, яблочного пирога с корицей. И вот она-то, «посвятившая себя целиком семье и дому, сама занималась воспитанием дочери». Какой же в этом доме у таких родителей может вырасти дочь? Нельзя не испытывать чувства тревоги за юные души, выращиваемые в условиях вещ­ ного богатства и умертвляющей духовной нищеты. Обкрадывая себя сегодня, Костяко- вы крадут у дочери ее завтрашний день. Одаривая ее костюмчиками и туфельками, они отнимают у нее радости знакомства с теми ценностями, которым воистину нет це­ ны, хотя бы уже потому, что они не прода­ ются. А между тем без этих ценностей и ум, и сердце остаются пустыми. Лиду Вараксину, в отличие от Славы Ко­ стиковой, никто ничем не одаривает. Прие­ хав в город из дальней сибирской деревуш­ ки, она попросту оглушена изобилием ред­ костных, манящих ее вещей. И ради того, чтобы стать обладательницей «коричневых лакированных туфель» или «бордового кос­ тюма с вышивкой», она истязает себя допол­ нительной тяжелой работой. Два года про­ водит она в городской культпросветшколе и возращается домой счастливой своими по­ купками. Но только там, горделиво демон­ стрируя все эти приобретения, она вдруг — и то далеко не сразу — осознает, что верну­ лась такой же невежественной, как уезжа­ ла. Этому открытию Лида была обязана тем горьким уроком, который преподнесли ей односельчане, проявившие полное равно­ душие и к ее шикарным обновкам, и к ее по­ верхностно усвоенным эрзацам внешней культурности. Широкое обсуждение таких произведений, как «Пустошель», «Сладкая женщина» или «Дождь в городе» Д. Гранина, показало, что вопрос о том, чего человеку не надо, в са­ мом деле уже достаточно ясно освещен. Правда, трудно удержаться от одного суще­ ственного замечания. Социальные следствия бездуховности до сих пор преимущественно исследовались в одной сфере — интимных и семейных отношений. Гораздо реже речь шла о том, как та же бездуховность, та же мещанская агрессия сказывается в жизни производственных коллективов, в трудовых отношениях. В этом плане безусловной заслугой Б. Васильева является образ Фе­ дора Бурьянова, который выступает не толь­ ко как отец, развративший сына, но и как лесник, погубивший доверенное ему народ­ ное богатство. Но все же и роман Б. Ва­ сильева (при всех своих издержках), и осо­ бенно повесть В. Тендрякова в первую оче­ редь привлекают тем, что оба художника не уклонились от ответа и на самый важ­ ный, самый существенный вопрос: «что же, Прежде всего, надо человеку в жизни?» Среди журнальных публикаций последне­ го времени есть, пожалуй, и еще одна по­ весть, которая заслуживает доброго сло­ ва, как попытка раскрыть душевные и нрав­ ственные достоинства самых юных граждан нашей страны. Речь идет о повести Аллы Драбкиной «И чуть впереди»1. Молодому автору удалось интересно и волнующе рассказать о восемнадцатилетней девушке Маше, отважно взвалившей на се­ бя нелегкие обязанности отрядного вожато­ го в пионерском лагере. О ее печалях и ра­ достях. Об успешных поисках заветного ключика, которым она сумела открыть дет­ ские сердца. Маша видела в каждом своем воспитан­ нике доброго и способного человека. Она радостно общалась с ними, искренне была заинтересована в их делах, склонностях и тревогах, проявляла бездну душевности, де­ ликатности, заботы об их внутреннем росте. Она не проводила никаких официальных мероприятий, никак не демонстрировала свою власть или свое превосходство. Все, что Маша делала, было обычным: читала стихи, давала отпор хулиганам, помогала младшим одеться, заступалась за неспра­ ведливо обиженных, всерьез относилась к юношеской влюбленности, молча, без назой­ ливых упреков, убирала разбросанную одежду и обувь. И все это вместе взятое учило ребят ценить доброту, уважение к че­ ловеку, бескорыстные радости от встречи с искусством. А «дети безошибочно чувству­ ют, когда их специально воспитывают, а когда просто правдиво живут, честно рабо­ тают вместе с ними». И вот уже наравне с тихими ласковыми девочками тянутся к Ма­ ше трудные, ершистые озорники. А до бо­ лезненности самолюбивый профессорский сынок Женя Лобанов, когда Маша бинтует ему порезанный палец, испытывает «бла­ женное состояние, не знакомое ему рань­ ше», и «с ужасом ждет того дня, когда эта проклятая царапина совсем заживет». Женя, может быть, впервые увидел, что хорошо бывает не только тому, о ком забо­ тятся. Ведь Маша перевязывает ему руку с такой тревогой, с такой неподдельной неж­ ностью, с таким искренним желанием по­ мочь. Так, глядя на своего вожатого, и Женька, и другие мальчишки начинают верить в ту простую истину, что подлинное счастье не­ отъемлемо от добрых поступков, от осозна­ ния своей необходимости для других. От­ крывая новые для себя радости, дети испы­ тывают к Маше огромную признательность и вновь — не без удивления — обнаружи­ вают, что даже в чувстве благодарности есть свое наслаждение. Когда одинокий, «интернатовский Анд­ рюшка Новиков» слушает Машу, читающую ему перед сном пушкинские сказки, всю силу новых для себя переживаний он вкла­ дывает в простые слова: «Вы и завтра на моей койке сидите, ладно?» Так раскрывается великое счастье челове­ ческого общения, осознания твоей необхо­ димости для других людей. Так формиро­ вание добрых нравственных качеств станв- 1 «Звезда», 1973, № 3