Сибирские огни, 1975, №3

В исследовании известного философа Г. Смирнова «Советский человек» сказано, что одним из основных условий для форми­ рования сугубо индивидуалистического, эго­ истического образа мышления, граничащего с преступным, является «культивирование в некоторых семьях принципов собственной выгоды в ущерб общественным интересам». Г. Смирнов приводит и любопытный при­ мер из жизни, свидетельствующий о том, как иногда вырастают «молодые представи­ тели старого мира». «Ученик пятого класса украл из физиче­ ского кабинета школы деталь. Мать пригла­ шают в школу на беседу. Она охает, ахает, удивляется тому, как это могло случиться, ведь в доме Ваня кусок хлеба без спросу не возьмет. Учительница, слушавшая все это, возражает матери. Она на фактах по­ казывает, как и отчего все это произошло: дом новый строили и забор поставили из железных труб, а трубы в магазине и на заводе не продают. Забор покрасили той краской, которой тоже в магазинах нет и которая есть только на том заводе, где ра­ ботает отец. Завод краску не продает. Ре­ бенок это знает, и он с детства приучен ви­ деть в воровстве если не нормальный, то регулярный источник удовлетворения семей­ ных потребностей. Стащив деталь из каби­ нета, он сделал лишь то, что делали его родители»1. И роман «Не стреляйте в белых лебедей», и повесть «Весенние перевертыши» объеди­ няются проблемой ценностной ориентации современного человека, которая и впрямь получает очень важное значение во всех звеньях коммунистического воспитания. И Тендряков, и Васильев стремятся сказать о том, что уважение к н е в е с о м ы м ц е н ­ н о с т я м —-важнейшая черта мировоззре­ ния человека разумного, тем более человека социалистического. Поэтому их произведе­ ния как бы укладываются в уже достаточно изведанное русло той литературы, которая решает важную задачу борьбы с бездухов-1 ным, потребительским отношением к жизни. Но важно заметить, что у Тендрякова и Ва сильева свой, новаторский поворот темы. ( В «Золотой карете» Л. Леонова академик Кареев не без хитринки спрашивал у пол­ ковника Березкина: «Так что же, по вашему мнению, прежде всего надо человеку в жиз­ ни?» А Березкин решительно отвечал: «Спе­ рва— чего не надо. Человеку не надо двор­ цов в сто комнат и апельсиновых рощ у моря». Наша литература в последнее время тоже охотнее говорила о том, чего не надо. Обыч­ но художественное решение важнейшей фи­ лософской проблематики диктовало обличе­ ние бездуховности и вульгарного потреби­ тельства. Наметились даже два наиболее распространенных объяснения социально­ психологических корней бездуховности. В одном случае, например в «Пустбшели» С. Крутилина или в рассказе Н. Баранской ' Г. Л. Смирнов. С оветский человек. Ф ормирование соц и али сти ческого типа личности. М., П олитиздат, 1973, стр. 307, «Отрицательная Жизель», речь шла о воин­ ственном мещанстве, осознанно исповедую­ щем азарт наживы. В другом, например в «Сладкой женщине» И. Велембовской или в «Лиде Вараксиной» В. Липатова, вещепо- клонство оказывалось следствием недоста­ точности интеллектуального, культурного, нравственного развития. Но главным во всех этих очень разных произведениях был критический, обличительный пафос. Вспомним хотя бы Герасима Ивановича ' Костикова, о котором поведала Н. Баран­ ская1. Судя по всему, он человек положи­ тельный, занятый, работящий, пользующийся у себя в учреждении немалым авторитетом. Ведь не для каждого из сотрудников зав- культсектором месткома будет доставать билеты в театр. Да и все рассуждения Костякова свидетельствуют, что у него здра­ вый практический ум Вполне возможно, что Костяков у себя в кабинете — дельный ра­ ботник. И дома он отнюдь не тиран, не эго­ ист, не пьяница. Он может поступиться сво­ им пристрастием к хоккею ради детектив­ ных увлечений жены, может побеспокоить­ ся о дочери, о ее школьных успехах. Но са­ мая суть его характера в том и заключает­ ся, что может, а не хочет. Забота о других людях, даже о самых близких, вовсе не со­ ставляет его душевной потребности. Хочет же он совсем иного—-комфорта, покоя, уюта, удобств — только для себя. И вот если это­ му собственному комфорту что-то угрожает, тогда он на время вынужденно выглядыва­ ет из своей скорлупы и вмешивается в дела семейные. Лишь бы не тревожили, лишь бы не мешали «всяческой каруселью» его един­ ственным привычным радостям — следить за хоккейными битвами на голубом экране, по­ тягивать в одиночку холодное пивко из гор­ лышка или хлебать кофеек под контролем жены. Ограниченность жизненных интересов Ге­ расима Ивановича зеркально отражает узость его общего развития. Что волнует Костякова за пределами его служебного ка­ бинета? Оказывается, все его восприятие окружающего мира —1набор плохо усвоен­ ных чужих мыслей. «Герасим Иванович, ко­ нечно, знал, что наш балет первый в мире, и относился к нему с уважением». И в то же время он поучающе говорит жене: «Балет — это же всегда сказки, всякие там фантазии: принцы, цветы, дворцы, гуси-лебеди, одним словом, всяческая карусель». К сказкам и фантазиям Костяков относит­ ся явно без всякого уважения. Значит, он раздваивается, лицемерит? Однако истина в том и заключается, что его лицемерие нео­ сознанно. Он искренен, когда отдает балету дань официального признания. И так же искренен, когда обнаруживает полное отсут­ ствие личной заинтересованности в этом са­ мом балете. У Герасима Ивановича нет внутренней по­ требности ни в общении с другими людьми, ни в искусстве. В этой духовной бедности, в улиточном замкнутом самодовольстве, на­ верно, и проявляется главный симптом совре­ менного мещанства, а одновременно и его 1 «Юность». 1971. № 8.