Сибирские огни, 1975, №3
казались понятными. Порой из-за этого непонимания даже нашумлю на него, а потом и пожалею: надо бы сдержаться... Он написал, я знаю, о своей любви к молодежи, об ответственности перед теми, кто должен прийти нам на смену. В 1946 году Ваню назна чили мастером производственного обучения в школе ФЗО. Ох, и хватил он с этими сорванцами лиха. Год-то был трудный. В смысле продоволь ствия трудный был. Карточки-то продовольственные пока не отменили. А тут еще и воспитанники: то передрались между собой; то кто-то ночью взломал замок в кладовой, утащил десяток одеял; то один из сорвиго лов забрался на самый верх заводской трубы. А она, труба эта, такая, что и на верхушку глянуть —шею переломить можно. Восемьдесят мет ров и все вверх, к облакам. В общем, работенка у Вани была —не сос кучишься. Пропадал он в своей школе с утра до поздней ночи. Засиделся, мол, рассказывая парням, как жил, что видел, каких страхов натерпелся. А среди прочих событий было одно очень горькое, о котором он не на писал, хотя вспоминал часто с неистребимой злостью. В чем-то сродни его история с моей. В детстве, не успев еще и двух лет проучиться в школе, стала я нянчить поповского младенца. Ох, и му чений приняла! Попадья будила меня даже среди ночи, заставляла ка чать или тетёшкать орущего сосунка. Когда мои собственные дети под росли, грамоту постигли, прочитал мне сын рассказ о девчонке, которая задушила измучившего ее пискуна подушкой и тут же рядом с качал кой уснула. Страшное дело совершила! Я не смогла бы поступить так. Но мне тоже был иной раз ненавистен мой мучитель-младенец, да и его расплывшаяся от жира мать. Мне весь белый свет становился нена вистным. У мужа в детстве была своя не меньшая беда. Отдали его в обуче ние к пьянице-сапожнику. Платили за обучение немалые по тем време нам деньги —чуть ли не пять рублей в месяц. Но сапожник гонял его то скот пасти, то конюшню чистить, то дрова колоть... Заикнулся было Ванюшка: когда же, мол, обучение начнется, и был избит до полусмерти. Житье у него вышло чуть ли не точь-в-точь как у другого Ваньки, но только Жукова, который написал слезную мольбу на деревню, дедушке. К счастью, от села, где жил сапожник, было всего-то два десятка верст до Рыслей. А там —Лёвочкины, которые души не чаяли в своем внуке. Сбежал Ваня к ним, а приехавшему следом пропойце-сапожнику Лёвочкины выплатили все деньги за обучение. Такой дикий порядок тог да был: учишься — не учишься, не моя забота, а за уговоренные два го да заплати до копеечки. Конечно, разинув рот, слушали сорванцы-парнишки такие были. Наглядно все: вот сидит не просто свидетель, но и живой участник дав них событий, мастер Иван Кузьмич, которого не учили, а деньги все рав но содрали. А вот мы. Нам и общежитие бесплатное, и одежда, да и кор мят за государственный счет. Обучение же — только не ленись давай! Прилепились ребятишки душой к своему мастеру. Однажды ото звали в сторонку и, понизив голоса чуть не до шепота и оглядываясь,— не увидел бы какой наушник! — пожаловались, что обкрадывают сто ловские ребят, домой продукты тащат, по вечерам гульбища устраива ют вместе с директором школы Никоркиным. Обвинение было слишком серьезным, и мой муж не поверил ребя там. А через неделю или две он отправился с вечера на дежурство, но вернулся домой часа через три-четыре, а не утром. Света не зажигал, опасался разбудить дочь, но я и без того почуяла, по взволнованному ды ханию, по резкости движений, что он возбужден прямо-таки до крайно сти. Присел ко мне на койку да и говорит;
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2