Сибирские огни, 1975, №3
жах кое-где захваченных фашистами, вернули мои мысли, к сорок пер вому году и опять к сынишке: он так рвался уехать на Урал, а потом и в Комсомольск. Эх, не сберег я родное дитя! Однако общенародная беда, которая грозила нам от вновь наступа ющих полчищ врага, неожиданно помогла мне справиться с личным го рем. Ко мне вернулась способность думать не только о самом себе, Прасковье и дочери. Меня тревожило, что на Курской дуге немцы, как год и два назад, применяют излюбленный прием: продолбить танковыми клиньями нашу оборону, пустить в прорыв пехоту... Неужели опять по вторится нечто подобное? Снова —поезда с эвакуированными, бомбеж ки в пути, подобные тем, что пережили мы под Синельниково и в Кур ске? Но сейчас враг нацелился на Курск не только воздушными армада ми, но и танковыми дивизиями. Когда я думал об этом третьем наступлении фашистов, мне хоте лось кричать во всю силу легких: «Держитесь, дорогие воины! Цепляй тесь руками, каждым пальцем и ногтем, зубами, наконец, за любой кло чок исконно русской земли!» Да что толку было кричать —чуть не де вять тысяч километров между нами. В тайне от жены и дочери я пошел в военкомат проситься, чтобы отправили меня на фронт, но получил отказ. — Не запаниковал ли ты, товарищ Воронин? — военком сочувст венно смотрел на меня, и было в нем что-то схожее с давним-давним военкомом в Днепропетровске, который дал мне записку на биржу труда. ■ Это сходство вдруг расслабило внутри меня какие-то тормоза, и я едва удержался, чтобы не признаться этому очень занятому человеку, что у нас в семье невосполнимое горе. Вероятно, стопка похоронных из вещений напомнила, что не у меня одного невосполнимая утрата, что, много, слишком много несчастий принесла война. Страшных несчастий,, от которых меркнет солнце в глазах. — А я вот верю,--продолжал комиссар,—завязнут на этот раз немцы. Помнишь фильм «Александр Невский»? Как завязли клинья не мецких псов-рыцарей на Чудском озере? Да, это я помнил —и Вороний камень, и князя Александра Невско го, и то, как проваливались под лед и тонули наглые завоеватели в сво их стальных латах. Жаль, что у нынешних захватчиков не латы. Танки у нынешних. И не черное воронье вьется над полем боя, а «юнкерсы» да «мессершмитты». Однако уходил я от военкома чуточку успокоенный. А через день- другой услышали мы, что остановлен немец, пытается перейти к обо роне. Но главное даже не это. Наши соединения — в том числе танко вые—вот что радовало! —рванулись в контрнаступление. В воздухе господство тоже за нами. Немцы в панике бегут, оставляя города и се ла. А вскоре торжественно прозвучал приказ о первом с начала войны победном салюте в столице нашей Родине Москве. Повод был вроде бы конкретный —освобождение города Орла. Однако чудилось мне, что стояло за этим салютом неизмеримо большее. Ощущение было смут ное, с суеверной оглядкой: «не сглазить бы», но было. Не совершается ли (а может быть, совершился?) перелом в войне? Впервые (я и мои то варищи произносили это слово «впервые» тоже с замиранием сердца, с внутренним придыханием) наша армия не только сокрушила летнее (не зимнее, когда лютые морозы и снег по пояс, а летнее — вот что особенно вдохновляло) летнее наступление врага. А еще не просто радо вало, а вызывало бурный восторг, что наши войска освободили Дон басс, левобережную Украину, а потом перемахнули и через. Днепр, ставший мне, бывшему тамбовскому парню, родной рекой. .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2