Сибирские огни, 1975, №3
щается. Отступать ему некуда, позади отвесная скала, и он бьется из последних сил. Израненный, с каждой минутой слабеющий, он все-таки отважно наносит удар за ударом, и бык начинает пятиться, потом бе жит, и человек опрометчиво решает: теперь гнать и гнать. Через зарос ли. Через реку и степь. Не давать передышки, пока не издохнет враг. Однако просчитался человек и неожиданно получил удар такой си лы, что вынужден был податься назад, занять оборону. И встали непри миримые враги один против другого. Кдждый старался поскорее восста новить силы израненного тела, первым' ринуться в последний смертель ный бой. Именно это описание из какой-то иностранной книжки возникало в моей памяти вновь и вновь в весну и начало лета сорок третьего года, после того, как отгремело сталинградское сражение, были освобождены Ставрополье и Кубань, прорвана блокада города Ленина и установи лось тревожное затишье на фронтах. Я понимал тогда и понимаю теперь, что сравнение грубое и, пожалуй, не слишком-то умное. Но что было, то было. Для успокоения оснований пока не было. Мы знали: немцы прину дили промышленность всей Европы снабжать трижды проклятый вер махт военной продукцией. Мы помнили: большинство наших заводов, выплавлявших сталь, снабжавших Красную Армию техникой и боепри пасами, были или взорваны, или эвакуированы. Надеяться было не на кого—только на самих себя. Работали мы с остервенением. Вернешься, бывало, домой, и прежде всего к ведру с водой: как ни много пьешь во время смены, а первое желание, едва переступишь порог комнаты,— утолить жажду. Лишь после этого — скудная еда и, как в черный про вал, в глубокий, без сновидений, сон... Та решающая битва сорок третьего года, о которой знали пока лишь в генеральных штабах, для нас уже шла. Правда, грохотали не артиллерийские залпы, а прокатные станы, свиристели не пули, а свер лильные, токарные, фрезерные станки. И вспыхивали, опаляя жарким пламенем, не взрывы, а жидкая сталь мартенов и раскаленные добела слитки и сутунки... Мы не всегда знали, на какой именно завод отправ ляется наш металл. Но что используется он для обороны —это было очевидно для всех. И еще мы ни на минуту не забывали: исход предсто ящей битвы или битв во многом решается сейчас и здесь, в цехах наше го и других металлургических заводов. Я нередко с удивлением думаю: неужели мы вынесли все, что нава лилось тогда на наши измотанные — как говорится, кожа да кости — тела? Впрочем, не только кожа да кости. Были приобретшие удвоенную, утроенную силу мускулы. Была решимость драться за каждый лишний килограмм металла, как дрались за каждый дом и каждую пядь земли сталинградцы. Не будь этого —не выдержать бы нам первой, изначаль ной, но очень важной части сражения, загремевшего, заполыхавшего позднее, пятого июля, на том выступе нашего фронта, который потом историки назовут Курской, а писатели Огненной дугой. Для нашей семьи начало июля совпало с трагической смертью Ана толия. Младшего сынишки. Заразился он дифтеритом, и, когда везла его Прасковья в больницу, он вдруг произнес: — Да, вы здоровые, а я скоро умру... Предчувствие его не обмануло. Мы с женой были оглушены и опустошены несчастьем. Я отвлекал ся от семейной беды только на работе. Намеренно доводил себя до при тупления всех чувств и был бы рад стать деталью, колесиком стана, которые счастливее меня уже оттого, что не способны горевать. А пятого июля началось немецкое наступление. Сводки Советского Информбюро о кровопролитных боях на первых оборонительных рубе- 8. С ибирские огни № 3.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2