Сибирские огни, 1975, №3
жело? А кому сейчас легко? Тем, кто под Сталинградом, разве им легко? И кто из вас посмеет упрекнуть меня в плохой работе. Ну? — Ох и девка! Парня делали да в последний момент ошибка вы шла!.. — А что, еще каким вальцовщиком станет! — Подучится, за ней не всякому угнаться... А заключил все одобрительные реплики обер-мастер: — Ладно, считай, что твоя взяла. Будешь первой в мире — чуешь? Первой! —девушкой-вальцовщиком. Но характерец свой настырный по придерживай, когда учить тебя будут. Фаина только часто кивала, и лицо ее показалось мне поглупевшим от радости. Ее больше красила решительность, с какой она недавно бро сала вызов всему цеховому начальству. Ученицей она была способной. Вскоре в цехе привыкли к тому, что работает девушка не только не хуже, но даже лучше иных вальцовщи- ков-мужчин, что за высокие показатели в соревновании ей выдали пре мию, потом вторую, третью... И уже как должное было воспринято, что имя Фаины Мериновой — вальцовщика появилось на заводской доске Почета и что даже заметку с фотографией напечатали в городской га зете. Когда закончилась война, Фая пришла ко мне домой. — Спасибо, дядя Ваня, за науку, за поддержку,— сказала.— Ухо жу я из бригады, хватит с меня. Фашистов одолели, мужиков в цехе много стало. Вон какие лбы ходят: фронтовики, не ремесленникам че та... А еще, дядя Ваня, свадьбу справляем с Сашей. Так что не поминай те лихом, ну, и... ну... Она вдруг порывисто обняла меня и выбежала. Точь-в-точь как во время памятной пятиминутки, когда подняли меня и ее на смех. Стран ные они, женщины. Обстоятельства прежде и теперь были совсем иные, в чем-то противоположные. А расстроилась замечательная моя помощ ница одинаково. ТЕТРАДЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ Еще об одном моем подопечном Не могу не рассказать еще об одном члене моей бригады. Судьба у него была не из приятных. В цех он явился после заключения в испра вительно-трудовом лагере. Сноркин его фамилия. Представления о жиз ни—самые путаные. Светлое и доброе так тесно переплелось с разной душевной гадостью и мусором, что на виду оказывался чаще всего му сор. Но вот когда узнавали мы о неудачах на фронте, он, злясь и мате рясь на всех и вся, работал, подогревая металл для прокатки, с остер венением. Окружение армии Паулюса Сноркин встретил восторженно. Сутунки и раскаты прямо-таки плясали в его руках. Ко мне он отнесся с явной настороженностью, звал по-блатному не бригадиром, а «бугром», порой же мог обматерить в ответ на любое за мечание. Он напоминал мне болтовщика-оператора, с которым я рабо тал в первые месяцы своей амурсталевской жизни, а потом с радостью избавился: допек он меня бесконечными злыми подковырками. У Спор- кина злость была недолгой. Изругав последними словами, он выплески вал, казалось, до конца и свою злость. На политинформации, а тем более на беседы перед сменой он прин
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2