Сибирские огни, 1975, №3

а по-украински — галушки, остальное же — мутная вода, причем невсег- Д3 ПН » ж е цеховом партсобрании я предложил, чтобы хлебные и продовольственные карточки молодых парней, вроде Павлова или За лозного, вручать бригадирам, которые ежедневно будут выдавать своим подопечным по талончику. Предложение было принято. За мной закре­ пили троих мальцов. Другие коммунисты тоже стали опекать недавних ремесленников. А месяца через два по инициативе профкома карточки молодых передали в столовую, и каждый из них вместе с завтраком, обе­ дом и ужином получал треть суточной нормы хлеба. Да и кормили их супом и кашей понаваристей, чем печальной памяти «рататуй». Не стало у нас в цехе дистрофиков. Конечно, до сытой жизни было далеко. Однако окреп мой Павлов, стал отличным сварщиком, потом и вальцовщиком. После войны его назначили старшим вальцовщиком. Пришел он на смену ветеранам, моим одногодкам. Залозный тоже был выдвинут старшим вальцовщиком. Оба не сходили с доски Почета. Когда я видел, бывало, их фамилии среди других фамилий передовиков произ­ водства, вольно или невольно вспоминались горестные слова больничной сестры о Павлове: «Эх, дите ведь, совсем дите». Жаль, уехала она из Комсомольска-на-Амуре, так и не узнав, как переменился бывший не­ разумный парнишечка. Были с молодыми рабочими и хлопоты иного рода. Зима сорок вто­ рого—сорок третьего года выдалась лютая. То морозы под пятьдесят, то метели, заметавшие высоченными снежными сугробами все, в том чис­ ле и железнодорожные пути. Отработав смену, мы шли расчищать до­ роги. К весне территория заводская превратилась в лабиринт снежных траншей, иные из которых были чуть не вровень с паровозом-кукушкой. На заводе после первой смены задерживались мы до поздней ночи. Приплетешься домой, нет сил даже раздеться: так, в рабочей прокоп­ ченной спецовке, и валишься на кровать. Но нас, семейных, ждали жены и дети. Была приготовлена хоть какая-то еда. Молодых парней никто не ждал и не встречал в общежитии. Питались они в цеховой столовой. Вот некоторые и повадились ночевать в цехе, устроившись где-нибудь в укромном уголке. Один из парней облюбовал себе теплое местечко на камерной печи. Кончилось это несчастьем. Имени его не помню. Фамилия же Ошурков. Симпатичный был па­ рень. За девчатами ухлестывал, потом прикипел сердцем к одной, не из нашего цеха. Вот с ним-то и случилась беда. Было это после особенно лютой метели. Смена, в которой работал Ошурков, расчищала железнодорожные пути до глубокой ночи. Вымота­ лись и на основной работе, а тут снова бросай — трижды бы ему кула­ чищем в дыхало! — снег. Пока двигаешься, махаешь лопатой —пот ручь­ ем. Выдохся, остановился —мороз тут как тут. Одеты же кто во что го­ разд. Куцые, продуваемые ветром насквозь телогрейки, тоненькие брю­ чишки, парусиновые ботинки на деревянной подошве. Рукавицы тоже не для тепла —брезентовые, и шапчонки старые, промазученные. Какая от всей этой амуниции защита от мороза и ветра? Да ведь и о голодном же­ лудке нельзя забывать. Сытому с холодом сподручнее единоборствовать. Ошурков, едва пошабашили, побежал в цех, забрался на печь. С мо- роза-то показалось в самый раз: тепло, как на маминой перине. Заснул парень, хоть за уши его тащи, не почуял, как начала тлеть на нем фуфай­ ка. Когда заорал благим матом, да пока сообразил с сонной одури, где он и что с ним, вся кожа на спине волдырями взялась. Случилось это во время моей смены и на камерной печи нашей бригады. Сдернули мы со сварщиком тлеющую фуфайку с Ошуркова, и тотчас взялась она пламенем. Пришлось сунуть в бак с водой. Прибе­ жали медики, оказали пострадавшему первую помощь, а потом на ма