Сибирские огни, 1975, №2

Глава тридцать шестая Поезд тронулся, Владимирова на ходу втащили внутрь вагона. Уильям Крисчен представил ему людей, стоявших и сидевших у гроба, накрытого флагом Соединенных Штатов. Собственно, сидел только один старик; на белом табурете, одолженном в южноиллинойском приюте для душевнобольных, выставив вперед протез. Владимиров вспомнил названное имя — Барни О’Маллен, оно было похоронено под развалинами недоконченных воспоминаний Турчина. Но другого ста­ рика, с дерзкой маленькой головой, он узнал бы и сам, хотя не встре­ чал его прежде —Тадеуш Драм. 0« жив, легкий, стройный, неуловимо щегольской, в белой рубахе и старомодном галстуке-банте под рас­ пахнутой охотничьей курткой. Гроб закрыт и под флагом перевязан веревкой, чтобы от толчков не сдвинулась крышка. Турчина одели в генеральский мундир, но сквозь шелк флага и крашеные доски Владимиров все еще видит ста­ рика в приютском грубом белье, каким нашел его в кирпичном погре­ бе, на одиноком столе. Санитар сказал, что покойники у них — ред­ кость, перед кондом их увозят, чтобы они исповедались в родных сте­ нах. «Наши больные нисколько не хуже других людей: вы их не отли­ чите в толпе, разве что ему придет в голову стать на четвереньки и за­ выть. А здоровым не хочется, что ли, завыть?! —Он показал на тело Турчина: —Вот уж кто был здоровехонек умом...» —«Зачем же его сюда?» — спросил Владимиров.—«Значит, пришло время. А умом он был крепок; он ведь отчего умер? -—пружина кончилась. Вы ему сын или племянник?» Владимиров покачал головой: кем он приходится Тур- чину? Давно ли он, досадуя, разыскивал старика, а теперь горюет и казнится, что бросил Турчина и уехал с Вирджинией в свадебное, как будто генерал мог ждать годами. Знал, что п р уж и н а на исходе, но весна обманула, счастье ослепило, и он дал Турчину уйти, не дослушав. Что же случилось в Радоме в 1875 году, какой взрыв потряс недо­ строенное здание справедливости? —«Оказывается, он генерал.—Са­ нитар поправил перекошенный на спинке стула мундир.—Я думал, кличка такая; у нас и президенты, и короли бывают; почему бы не быть генералу...» На столе лежал не генерал, а низкорослый мужик, кузнец, фермер, с тяжелыми руками и большой ступней, век прошагав­ ший за плугом по несломанной земле, в теплой золе сожженных деревьев. Привезли гроб, Владимиров поторопился наверх, к врачам, задержал­ ся у них и опоздал к свистку кондуктора. Поезд шел медленно, мимо проплывали околица южноиллинои- ского городка, узкая речушка, фермы, побуревшие прошлогодние стож­ ки, купы высоких кедров и буков, дозревшие для косы луга —июнь только что перевалил за половину, и пшеничный колос стал клониться, кивая фермеру, чтобы тот не пропустил срока. Драм стоял в изголовье гроба, прислушиваясь и ожидая, что машинист прибавит скорости, что­ бы не срамить Иллинойс Сентрал перед мертвым челом ее солдата. В вагоне толклись и томились люди: поляки из Радома, отставной офи- цер Чикагского клуба 19-го Иллинойского полка волонтеров и двое молодых солдат, заимствованных у военных властей штата. Барни О’Маллен требовал, чтобы они стояли у гроба навытяжку, а их тяну­ ло к двери, к табаку, у гроба не закуришь. Владимиров слышал при­ глушенные голоса поляков, старался угадать, нет ли среди них строи­ теля костела Дудзика, Ковальского или Яна Козелека? Козелек одноглазый, значит, его нет в вагоне,—верно, здесь собрались поздние радомцы... И снова вернулось щемящее чувство: вместе с телом Тур­ чина предадут земле и минувшую с той поры четверть века.