Сибирские огни, 1975, №2
их п ока нет, и я не з н аю , к о г д а б у д у ими располагать. С в ою работу н а д историей битвы у М и с с и о н е р с к о го хребта я в р ем е н н о приостановил. И с к р е н н е в аш Дж. Б. Турчин Глава тридцать вторая Это первые бумаги, попавшие к Владимирову не от Турчина, Гора ции Фергус знала Джона Мозеса, библиотекаря Чикагского историче ского общества, который сменил в этой должности А. Д. Киджера, побы вала у наследников Мозеса, им удалось найти несколько писем. Письмо генерала к Киджеру обнаружилось в черновике, Турчин перебелял его в Чикаго, в доме Фергусов, за несколько часов до поспешного отъезда в Вашингтон. Весной 1879 года Турчину пообещали допуск в военные архивы, для изучения документов о битве при Чикамоге. Полковник Ро берт Н. Скотт, возглавлявший ведомство военных архивов, закапчивал подготовку к изданию огромной массы документов Севера и Юга и на писал Турчину, что готов представить ему, по его выбору, копии доне сений офицеров федеральных войск и войск мятежников. Турчин по мчался в столицу, и — напрасно: дверь архива и на этот раз, несмотря на расположение Роберта Н. Скотта, закрылась перед ним. Прошло еще пять лет, прежде чем Турчин смог получить списки даже и собственных донесений Бэйрду и Гранту. Другие бумаги перешли к Владимирову от генерала. Старик доста вал их рукой скупца из кожаного сундучка, и оттуда шел запах прихва ченной огнем бумаги; кажется, горела не только «История поручика Т.» Отдаст ли Турчин ему и «Ба Сйо1ега» —псковскую, мужицкую повесть, в которой и по вырванным фразам чувствуется больше силы, чем в «Ис тории поручика Т.»? Минувший век был щедр, он дал России гениев, но и летописца терять горько. Владимиров не узнавал себя: как укрепился в нем интерес к старым бумагам? Не в том ли разгадка, что рядом с ним Вирджи, и она передает ему каждую бумажку Турчина так, будто в ру ках у нее, по меньшей мере, первый черновой набросок Декларации не зависимости. В последнюю неделю февраля 1901 года Владимиров дважды ездил к Турчину,— рассказ старика прервался, приходилось открывать новые, невоенные двери, и он медлил, отпирался, вспомнил вдруг с обидой, что просил петербургскую книгу «Русский среди американцев», а ее нет, сам он пишет к а к р а б на г а л е р е , а пришла нужда прочесть ч у жое, ему не дают, его г о л о д а не слышат... Стол Турчина кипами закрыли бумаги; скомканные листы валя лись на полу, работа не прерывалась и ночью— в сугробах бумаг два латунных подсвечника с огарками, в наплывах стеарина, неначатые свечи брошены на кровать, рядом со скрипкой; старик, верно, дремал ночью в нолукресле. «Над чем вы теперь трудитесь?» — осторожно спро сил Владимиров; их душевные связи рвались.— «Все над тем же, над тем же,—Турчин взглядом настойчиво отгораживал гостя от стола. Надобно сказать, что не успелось. У меня помощников нет, любезный доктор!..» Владимиров обиженно поднялся со стула.— «Если я в послед ние две недели манкировал приездами, то не без причины: тяжело бо лела дочь Горации Фергус...» Турчин немилостиво уставился на него, будто не знал прежде; между тем, Владимиров был одет, как обычно, а Турчин выглядел странно, исчезла домашность — куртка синего бар хата и мягкие туфли,— на нем кофейного цвета старый сюртук, жилет застегнут на все пуговицы, ворот рубахи стянут иод бородой черным
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2