Сибирские огни, 1975, №2

Дверь распахнулась, и мы ввалились всей оравой. В избе было еще темнее, чем на улице, и мы не сразу разглядели на полу, на разостлан­ ной постели, хозяина. Он сидел, повернув к нам черную кудла­ тую голову. — Зачем со всем своим выводком? — недружелюбно спросил он. Мать с порога повалилась на колени, тонко запричитала. Заплака­ ли разноголосо и все мы. Жена Муравьева зажгла лучину. Слабое пламя колебалось, по сте­ нам и полу заметались в дикой пляске черные тени. — Постыдилась бы в ногах валяться, Ганя,— сказал Муравьев.— Даже и революция не выжгла в тебе рабских привычек... И Кузьма твой... От него скрыл, тебе скажу: из-за справок потянули в Шацк. Пря­ мую контру развел он с этими справками. Кому помог? Дезертирам? Черта с два. Деникину он помог, вот кому. Доброта его — глупая и ху­ же прямого предательства. Он вскочил на ноги, Муравьев. Даже о том, что на нем одни под­ штанники, позабыл: — Добреньким захотел быть, косой черт!.. За чей счет добреньким? За народный? Не выйдет, не позволим! Вероятно, со стороны его бесштанная фигура выглядела смешной до нелепости. А мы плакали и с каждой минутой все отчаяннее. Только Грушка не понимала грозного смысла слов Муравьева и орала за компанию. А Муравьев, лишь теперь заметив, в каком он виде, чертыхнулся и заслонился до пояса одеялом. — Хватит канючить! — раздраженно прикрикнул он.— Спать давно пора. Завтра я сам к вам приду, тогда и погутарим... Настрогают кучу детей, а ты потом и ломай голову, оставлять или не оставлять их сиротами... Он появился у нас только после обеда, произнес хмуро: — На вот записку. Не мастер я их сочинять. По мне легче десятину ржи скосить. Мать упала ему в ноги, Муравьев поморщился: — Не смей рабскую натуру выказывать! Детей ваших жалко, а то бы... Ты слухай, об чем гутарить будем. Ноне уже поздно в Шацк. Вряд ли начальство разыщешь. А завтра пораньше поспешай. Спросишь ЧК, записку подашь начальнику. Дураку ясно,— а в ЧК нету дураков! — что брехня в записке, да и проверить — раз плюнуть. Беру грех на себя. Потому что вон их сколько, мальцов. Без них у нашей власти - забот сверх головы... А Кузя твой просто размазня, Христосик паршивый, мо­ жешь передать, когда встретишь. Уходя, Муравьев хряснул дверью, аж стекла зазвенели. В Шацк мать взяла одного Гришка. А я вспоминал, как отказывал отец нам с Гришком в лесе: «Совесть-то должна быть?» И еще вспомнилось, как привезли однажды в Чернитово почему-то рыжий, явно не до конца очи­ щенный, сахар, и отец по праву председателя сельсовета взялся прода­ вать его. Кончилась торговля плачевнее некуда. Не только нам самим, но и всем нашим родственникам, как ближним, так и дальним, сахара не хватило. А по общему весу должно было хватить! Когда через некоторое время опять выделили чернитовцам сахар, напросился в продавцы бывший мелкий лавочник Буханов. С сыном его I ригорием были мы ровесниками, и я смертной завистью завидовал тому, как он одевался, как оделял девчат конфетами и звенел в кармане медяками. Теперь-то Бухановы посбавили спесь. Лавчонку прикрыли, власти новой не перечили ни в чем. Гришка ходил в домотканой одеже. Буханов-старший в глаза и за глаза нахваливал моего отца. Короче, согласился мой батя с предложением бывшего лавочника.