Сибирские огни, 1975, №2
брат на брата, сын на отца, отец на сына. Разруха, голод и мор воца рились в мире. Не настал ли и впрямь конец света?! В начале ноября 1918 года вспыхнуло кулацко-офицерское восста ние в Шацком уезде, захватившее и нашу Новотомниковскую волость. Воспользовались сельские мироеды недовольством крестьян продраз версткой, а больше того — объявленной мобилизацией в Красную Ар мию, учинили зверские расправы над коммунистами, членами комбедов и сельскими активистами. В Новотомниково в руки кулаков попал и наш чернитовец Трофим Федосеевич Муравьев. Перед тем, как посадить в каталажку, его и коммуниста Арланцева жестоко избили. К счастью, удалось им бежать из-под стражи. В других местах арестованных рас стреливали, зарывали в землю живыми, топили в колодцах, даже сжи гали на костре. Чернитовцы узнали о мятеже рано утром, когда зазвонили неожи данно колокола церквей во всех окрестных селах. Вначале решили было, что горит где-то. Выбежали на улицу. Нет, не видать ни огня, ни дыма. А по селу на лошадях скачут какие-то люди. К нашему дому подъехал верхом на взмыленном поповском сером рысаке середняк Григорий Борбашов. — Эй, Кузя! — позвал он.— Все ходы-выходы перехвачены. Наказ такой: бери, чего сподручнее — вилы, косу али топор, да не мешкай. Наступать будем на Шацк. Не взбрыкни на свою же беду. Ежели дру гим за это пуля, то тебе, председатель, петля... За братом твоим погоня уже послана, пронюхал, собака, что жареным пахнет! По всему селу вскоре стали раздаваться крики, мат, женский вой, и были они страшными своей всеобщностью. Наш отец прихватил вилы, у которых был сломан один из зубьев. Лица уходящих в сторону Шацка были мертвенно бледными. Дви гались мужики с превеликой неохотой, потому что недовольство прод разверсткой и мобилизацией в армию — это же сущий пустяк в сравне нии с вооруженным выступлением. Бабы и мы, ребятишки, причитали отчаяннее, чем над покойниками. Отец задержался возле нас, жалко забормотал: — Не убивайтесь вы... Если бы не грозились, разве поднялся бы я... И на кого? На своих же братьев... Эх!.. Единственный глаз его казался не голубым, а пепельно-серым, и ка ким-то пронзительно красным было нижнее веко давно вытекше го глаза. Замыкала нестройную колонну группа всадников, среди которых были и чернитовские богатеи. У околицы они преградили путь бабам с ребятишками, а потом на рысях догнали черниговское разноликое воинство. Дядю Андрея либо не искали (Борбашов мог и приврать), либо не нашли. Село затаилось. Даже собаки не брехали, как обычно. Женщины, оцепенев от тревоги и страха, принялись молиться за своих близких: пронеси, господи... Потом, будто ветром подхваченный, разнесся слух, что восставших разогнали, как воробьев, что многие убиты, а кто именно, выяснится разве что к вечеру,— раньше беглецам никак не возвратиться... Перед вечером действительно появились запаленные бегом первые чернитовцы. Вилы, косы, гопоры были излишней тяжестью, и мужики их побросали. Однако все чувствовали себя возбужденными, откровенно радовались, что легко отделались, и на бесчисленные вопросы баб отве чали шутками. Должно быть, такая уж она, человеческая натура. После подневольного похода, многочасового страха за свою жизнь сейчас, при виде мирного и родного каждым колышком и бугорком села, баб и ре
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2