Сибирские огни, 1975, №2

Дома в Чернитове мы тоже мыла не могли купить. Не потому, что им не торговали, просто копеек не было на него. Но там моя мать ве­ ла нас в жарко натопленную баню, сдергивала одежку и развешивала над раскаленными едва не докрасна камнями, на которые лили де­ ревянным ковшом воду. Жар был такой, что никто не мог сунуться на полок. Вши сваривались от сухого жгучего пара, от нестерпимо горя­ чих камней. В Сольцах баня тоже была, и в ней парились. Но слабый был пар, вши от него не гибли. Да и тесна парилка. Фуфайку мне помогла залатать тетя Меланья. — Эх, Ванюшка, Ванюшка! Если бы увидела мать родная, как ты, горемыка, тут нуждишься, ох и наплакалась бы! Дома-то, навер­ ное, лучше было? — Если бы лучше, зачем я поехал бы сюда? —ершисто ответил я, а про себя подумал, что все-таки хоть немножечко, а было бы луч­ ше. Но я все равно не поеду на смех людям и на дедову расправу... Не забылось прощание: — Заруби на носу, Ванюшка. Последние деньги на твой билет от­ дал. Вот ты и должон в десять раз больше мне привезть али выслать. — Господи, господи!—запричитала бабушка Домна, услышав слова деда.'—Ужель на тебе креста, старый, нет?.. Ванятка еще не­ смышленыш, а ты десять шкур с него норовишь содрать. Какой он до­ бытчик? — Попридержи язык, дура! —не просто прикрикнул, а взвизг­ нул дед и повернулся ко мне: —Помни, что я сказал. Мое слово — не просто слово, а камень твердый... Этого он мог и не повторять. Это я знал давно. ....Где-то там, в Питере, вершились исторические события. У нас в Сольцах тоже все дыбилось, бурлило. То и дело созывались митинги. Ораторы (я успел привыкнуть к этому слову) выступали так заковы­ ристо, что не только мне, но и взрослым не сразу удавалось раскусить, куда же они в конце концов тянут: за народ или против народа. Вы­ ступали и рабочие, которых звали большевиками. Эти говорили понят­ ней: долой войну, землю тем, кто на ней работает. И еще —про заво­ ды, которые надо тоже отобрать у хозяев-кровопийц. Я не мог не заметить, что самые уважаемые мною люди, в том числе Петр Степанович Просанов, одобряют не кого-нибудь, а боль­ шевиков. Это определило и мои привязанности. Привык я доверять хо­ рошим людям и пока не обжигался. Вот почему мне тоже казалось, что правительство Керенского все делает не так, как следовало бы. Например, затеяло наступление на фронте. Мы о нем могли судить уже по тому, как участились воинские эшелоны, проносившиеся через железнодорожную станцию к фронту. Обратно везли раненых, которые в открытую материли бездарных генералов, министров и самого Ке­ ренского. Наступление с треском провалилось. Все настойчивее ходили слухи о братаниях с немцами. А еще я видел поезда, не поймешь какие —вроде и не воинские, но и не гражданские. На них с превеликим трудом, а то и с драками садился очень разный народ: начиная от солдат с винтовками, кончая языкатыми торговками и упрямыми, как бараны, мужиками-мешочни- ками. Не только тамбуры, но и крыши вагонов были сплошь заняты людьми и чем-то напоминали деревья, облепленные неисчислимыми стаями орущих, готовых, кажется, выклевать друг другу глаза, галок. Меня неодолимо тянуло на станцию. Иногда охватывало желание уехать (в те дни, когда от голодухи живот к спине приклеивался). Но стоило поймать рыбешки, наесться посытней, и желание лезть в люд­ скую крутоверть на станции поостывало. Как-то я выменял у пленного