Сибирские огни, 1975, №2

му Йв<Г ' :метил, что повесть написана «новым .дом», а в дневнике он говорит об этом подробнее: «Повесть успеха не име­ ла. А между тем она-то и знаменует пово­ рот к «Тайному тайных». Книга его действительно прошла почти не замеченной, ее не оценил даже такой •ритик и редактор, как А. Воронский. Он е стал печатать «Возвращение Будды» в (Красной нови», хотя из дружбы к Ивано­ ву помог опубликовать повесть в альмана­ хе «Наши дни». Но зато на сборникрассказов «Тайное тай­ ных», мостом к которому и послужило «Возвращение Будды», обрушился настоя­ щий, долго не затихающий шквал газетных ижурнальных статей. Статьи были грозные. Какие только «грехи» не находили у автора сборника: фрейдизм, бергсонианство, солип­ сизм, «проповедь бессознательного», «без­ удержный эгоизм», «окуровщину»... Порой эти формулировки, в которых было доста­ точно пафоса, но мало объективности, пе­ реходили в прямые политические об­ винения. Между тем сейчас, сквозь призму време­ ни, видно: «Тайное тайных»—одно из са­ мых больших достижений Иванова-худож- ника. Прочитав в «Новом мире» рассказ «На покой», примыкающий к этому циклу, Горький писал автору: «Разрешите поздра­ вить: отлично стали Вы писать, сударь мой! Это не значит, что раньше Вы писали пло­ хо, но несомненно, что писали Вы хуже... Я не помню, чтоб кто-либо из литерато­ ров моего поколения сделал такой шаг к настоящему мастерству, как это удалось сделать Вам от «Голубых песков» к Вашим последним рассказам. Сейчас Вы изобража­ ете так, как это делал Ив. Бунин в годы лучших достижений своихГ...] Но мне ка­ жется, что,в пластике письма Вы шагнули дальше Бунина, да и язык у Вас красочнее его, не говоря о том, что у Вас совершенно отсутствует бунинский холодок и нет наме­ рения щегольнуть холодком этим». А через полтора месяца Горький снова пишет автору «Тайного тайных», которого в то время «мотали всякие отчаяния», пи­ шет слова одобрения и поддержки: «Я очень высоко ценю Вас... знаю, что Вы большой русский писатель...» Но голос Горького, голоса немногих бла­ гожелательных к Иванову рецензентов бы­ ли заглушены дружным и резким хором рапповских критиков. «Глядя на обложку книги, где были нарисованы почему-то ска­ чущие всадники», Иванов думал с тоской: «Не от меня ли мчатся мои герои?» Он любил этот сборник, шутил: «Говорят, мать из всех своих детей наиболее любит самого уродливого. Если верить критике, самой уродливой моей книгой было «Тай­ ное тайных»... В старости Иванов оценивал эти расска­ зы с высоты той «сверхзадачи», кото­ рую он когда-то перед собой ставил. Пи­ сатель конспективно передает свои мысли так: «Тайное тайных». Я считаю эту книгу лучшей. Письмо М. Горького. Я с ним со­ гласен, не потому, что он воодушевленно, по своему обыкновению, перемахнул и по­ ставил меня выше И. Бунина, а потому, что я в этой книге хотел и смог описать душу самых простых людей, всю сложность их мыслей, всю ясность—для них самих не­ ясной— трагедии». ...От оценок отдельных своих книг Ива­ нов неизменно переходил к оценке всего своего литературного пути. Вернемся к этим записям и мы. Вот в 1942 году, «ощущая на себе дыха­ ние смерти», писатель пытается «подвесгн баланс жизни». Он не знает тогда, что мно­ гое ему еще предстоит, знает только: мно­ гое уже не вернуть. И все-таки ни о чем не жалеет. «Конечно, создавая ее (жизнь), я думал, что она будет красивее,—но и за то, что получил!—спасибо! В конце концов, для жизни одного человека я сделал доста­ точно. Будь бы у меня тот ум, который я сейчас имею, лет двадцать тому назад, я был бы Бальзаком, а теперь я разве что Бурже». Иванов судил себя строже, чем даже са­ мые суровые его критики. Как горьки, бла--. городны, как достойны русского писателя эти признания, хотя они и явно необъек­ тивны: ведь это пишет о себе автор «Пар­ тизанских повестей», «Тайного тайных»... Но мы понимаем: может быть, более всего боялся он самообольщения, которое губит талант, убивает в художнике плодоносное, ведущее к открытию сомнение. И жизнь свою на исходе дней он увидел в правдивом и точном свете. «Я был очень ленив, честолюбив...—читаем мы послед­ нюю запись дневника,—хвастлив, влюбчив, вообще во мне много дурных качеств. Хо­ рошо, что я их сознавал. Но всегда (то есть почти всегда) отдавал долги, никого не убивал, не писал доносов, старался не клеветать, не воровал и был очень влюблен в искусство». Такими словами Вс. Иванов подвел итог своим долгим исканиям. А нам оставил удивительные свои книги... ♦