Сибирские огни, 1975, №2

ном чертей, согласился взять меня на строительство моста в городе Каневе, под Киевом, выдав за племянника. Дед Петр Сидорович наставлял: — Работай — не ленись. Иван Абрамович — плотник отменный. Слушайся его, он тебя дурному не научит. Мать причитала: — Ой, да как же ты без нас будешь там, кровинка моя!.. Ой, да не остережет, не обласкает тебя рука материнская!.. Непонятным она была для меня человеком, мать. Замуж вышла, когда все уж и надежду потеряли, в двадцать шесть лет (лицо ей оспа поуродовала). Нареченным стал кривой на один глаз и болящий мой отец, которым она помыкала, как хотела, с оглядкой, правда, на свекра. Если работать выходила, не всякий мужик мог угнаться за нею в косьбе ли, в молотьбе. Но удальство свое показать — такое не слишком часто бывало. А по домашности была неумелой и неряшливой хозяйкой. Если отправляла нас с отцом в поле, не успев сготовить завтрак, появлялась с обещанной едой разве что к обеду. К нам, детям своим, относилась тоже в зависимости от настроения. Середины у нее не было. Либо ласкает ни за что, ни про что правых и виноватых, либо бьет чем попадя и тоже без разбору. В то же время была совсем не глупа. С самыми образованными людьми — с учителем ли, с попом ли, могла она говорить так умно, так интересно,— заслу­ шаешься. — Мне не бабой, а мужиком бы родиться,— хвастала она.— Я бы в прокуроры вышла, родись мужиком... И даже наш дед, а ее свекор, не возражал в таких случаях,— это тоже было удивительным. Я вздохнул с облегчением, когда наш небольшой обоз вырвался из села в степь, и все после проводов притихли. Только пофыркивали лоша­ ди, тарахтели телеги да из придорожных кустов звонко доносилось «быть-полоть». Мне очень по душе была перепелиная песня. — Дядя Ваня,— сказал я своему наставнику и старшему другу,— а перепела — слышите? — тоже о работе разговаривают. Быть-полоть... быть-полоть... Иван Абрамович улыбнулся: — А как же, голубь. Каждая птица своим клювиком кормится. Мо­ лодец, что так разобрал перепелиный переклик. Был Иван Абрамович и впрямь замечательным человеком. В этом убедился я и в дороге, и особенно в Каневе. Он никогда не ругался, да­ же голоса не повышал, но слушались его не только я, но и взрослые ар­ тельщики. Обладал он непостижимым талантом находить немногие, но глубоко проникавшие в сердце и откладывавшиеся там слова. Готов­ ность помочь в беде, бескорыстие и честность, они светят даже в грязи, где и золото за серый голыш примешь. Иван Абрамович первым приоткрыл мне правду о войне. Было это в Каневе после того, как посмотрели мы кинокартину о гибели армии Мясоедова. Меня потряс и впервые увиденный фильм, и особенно то, как вешали генерала-предателя. А Иван Абрамович сказал с тоской: — Гонят, гонят нашего брата на бойню. А что я позабыл в прокля­ той неметчине и какой прибыток от войны крестьянину и мастеровому?.. Только смерть, слезы, разорение. Эх!.. — А говорят, что войны —это как божье наказание за грехи,— не­ уверенно повторил я то, что не раз слышал в церкви.— Христос, дядя Ваня, он был за войну? — В библии да в евангелии много чего понаписано,— с горечью ответил Иван Абрамович.— В заповедях христовых сказано: не убий, не противься злу. Ударят по левой щеке, подставь правую... Но с ам