Сибирские огни, 1975, №2

обыватель, приспособленец и карьерист, сделавший смыслом своего существования добывание благ и почестей и обнаружив­ ший вдруг на склоне лет, сколь мелка и ничтожна его «жизненная программа». Собственно, так и определил главного героя повести Е. Носова критик Феликс Кузнецов, квалифицировав Толкунова как еще одного типичного представителя совре­ менного мещанства. По Ф. Кузнецову, по­ лучилось, что носовский герой ясен чуть не с первых страниц, и все попытки автора «заглубить» его как тип привели лишь к растянутости и ненужной описательности. «Почему? Да потому, что движения вперед нет,— утверждает критик,—■после сопри­ косновения с высоким писатель продолжа­ ет обличение Толкунова, что воспринима­ ется как доказательство уже давно и проч­ но им доказанного. Писателю изменяет всегда, казалось бы, присущее ему чувство меры. Толкунов уже давно не интересен: все, что он сделает и скажет, ты знаешь наперед». Думается, дело здесь обстоит несколько сложнее. Соглашаясь в принципе с Ф. Куз­ нецовым, что Толкунов действительно есть одна из разновидностей современного обы­ вателя, мы, тем не менее, считаем нужным заметить, что это обыватель «особой поро­ ды» — породы, которая, по существу, еще не была представлена в нашей литературе и не изучена ею. Вот почему Е. Носов не скупится на «площадь», живописуя своего Федора Андреевича. С той же тщательно­ стью, с какой автор в начале повести об­ ряжал своего героя, он затем столь же основательно и беспощадно начинает его «разоблачать». И тут снова нельзя не отдать должного мастерству Е. Носова, его умению нахо­ дить удивительно точное и единственно верное художественное решение для реали­ зации своего замысла. Вся его повесть по­ строена как диалог, как долгий, длинный разговор двух людей, случайно встретив­ шихся на рыбалке и ударившихся в воспо­ минания. Но в ходе этой спокойной, «ры­ бацкой» беседы, растянувшейся почти на тридцать журнальных страниц, перед нами раскрылись и характеры героев, и предста­ ла вся их жизнь, и, что самое главное, на­ метился глубокий, социально значимый конфликт. Собеседник Федора Андреевича, старый рабочий Степан Фомич Лямив, некогда трудившийся в одном цехе с Толкуновым, начинает вспоминать прошлое, добывая из своей цепкой памяти самые неожиданные факты а подробности. Этот Фомич помнит буквально все: икаквдвадцать седьмомот­ ремонтировали на заводе первый фордзон, и тогдашний директор завода, герой граж­ данской войны Аким Лыкин, выступая на митинге, сказал, что «завод не просто ме­ сто, где мы работаем. Он для нас — проле­ тарская школа, наш полигон, боевая пози­ ция, откуда мы... пойдем на разруху и на мировой капитал»; и как в тридцать треть­ ем, когда туго было с продовольствием («хлеба двести пятьдесят граммов на ра­ бочего, остальное —кто что придумает»), Лыкин застрелил своего «личного» коня, чтобы накормить рабочих; и как в трид­ цать шестом, когда завод занял второе ме­ сто по Российской Федерации и коллектив за это премировали оркестром, рабочие вышли на демонстрацию «с новеньким ду­ ховым»; «Лыкин обернулся, машет, давай, мол, ребята, три-четыре... Ну, мы как вре­ зали «Смело, товарищи, в ногу!..» Как все повалили к нам: глянь, глянь, кричат, МРЗ идет! МРЗ! С музыкой!» Однако картины эти не вызывают у Фе­ дора Андреевича никаких радостных эмо­ ций, никаких приятных ассоциаций. Толку­ нов, в отличие от Фомича, вспоминает свою трудовую юность лишь как тяжелую, голод­ ную пору, как «необходимое предисловие» к своей карьере, к своему блестящему вос­ хождению по службе. «Тот далекий отрезок его жизни отстоял особняком, представляя собой как бы эм­ бриональный период, когда он еще не был тем Федором Андреевичем, которым стал потом и каким он привык ощущать, осозна­ вать и оценивать себя все остальные деся­ тилетия. За повседневными делами и адми­ нистративными хлопотами он все реже и реже заглядывал в Свое предисловие и по­ тому воспринимал все теперь больше биог­ рафически, анкетно: с такого-то года по та­ кой-то работал токарем, тогда-то закончил вечернюю школу, в таком-то году поступил в техникум и так далее...» Эти «страницы воспоминаний» в повести имеют идейно-художественную значимость исключительную, потому что в них ключ к пониманию и главного конфликта произве­ дения, и характеров его героев. Федор Андреевич действительно в тече­ ние тридцати лет стоял во главе крупного предприятия и, надо полагать, за свое дол­ гое директорство хлебнул и испытал вся­ кого. Ему, по всей вероятности, не раз при­ ходилось и отдавать команду «на штурм», когда горел план, и изворачиваться с фон­ дами и лимитами, и ругаться с поставщи­ ками, и вести борьбу с бракоделами и хал­ турщиками... Однако эти горячие трудовые будни Федор Андреевич почему-то совер­ шенно не помнит, как не помнит свою рабо­ чую юность. Зато вот какие «картинки» то и дело всплывают в его памяти: «Помнится, они приехали уже под вечер, успели только разбить палатки, поставить перемет, и сразу стемнело. Им тогда по­ везло: не прошло и получаса, как зазвонил колокольчик, все наперегонки кинулись к воде, и где-то на втором или третьем крюке выволокли отменного сома, килограммов на десять, а то и побольше. На радостях начали плясать вокруг него. Зинченко, зам­ начальника «Сельхозтехники», колотил в кастрюльку, изображал шамана. Асом тоже подпрыгивал, косил хвостом траву, задевал по ногам. Потом его забили монтировкой, и женщины принялись готовить уху». «...В ближайшее же воскресенье после юбилея состоялось посвящение Федора Ан­ дреевича в зимники. Собралось человек восемь приятелей, махнули в Рассохино на турбазу. Федору Андреевичу указали место, где он должен был собственноручно про-