Сибирские огни, 1975, №2

такелажниками и рабочими при лесопилке». Давайте попробуем развернуть этот вы­ разительный набросок в законченную кар­ тину, попробуем восстановить хотя бы в общих чертрх историю зарождения, про- цв^ания и упадка «странного поселка». ¿ГМесто для лесоразработок было здесь удобное, план можно было выполнять и перевыполнять шутя. И развернули здесь предприимчивые лесозаготовители бурную деятельность, стараясь как можно больше выдать «кубиков»./И- само собой, первым этапом этой деятельности был оргнабор рабочей силы, которую привлекали щедры­ ми посулами, обещаниями хорошего зара­ ботка.^ потянулись сюда со всех концов страны любители «длинного рубля» типа Федора Ипатыча---Бурьянова, крепкие' хо­ зяйственныемужички, умеющие жить «с умом»/ Такие горы свернут, леса выкорчу­ ют, вырубят все под корень, дай только им возможность хорошо подзаработать. Толь­ ко прикинут, сколько все это будет стоить, и спросят: «Платить, начальник, аккордно будешь?» Да что тут попусту фантазиро­ вать — стоит вспомнить еще раз злосчаст­ ную «лыковую кампанию», чтобы воочию убедиться, какой именно «контингент» по­ добрался в этом странном поселке. Все-та- ки какая это удивительно емкая, беспощад­ ная и язвительная сцена! Люди, начисто уже обобравшие все вокруг, привыкшие только рубить, хватать да тащить, вдруг узнают: оказывается, не все еще обобрано, не все еще взято. Можно еще, оказывается, содрать последнюю шкурку с природы-ма­ тушки.^И, как по команде, устремляются эти «добытчики» на новый грабеж, и в мгновейие ока производится самый настоя­ щий разбой^ Таков этот., поселок, обитатели которого смотрят в основном себе под ноги, выиски­ вая, где еще что плохо лежит, где что еще можно подобрать и урвать. Но повторяем: перед нами не условное «место действия», не символическое «темное царство», а впол­ не реальный населенный пункт, выросший на почве потребительского, хищнического отношения к природе, которое, как убеди­ тельно показывает автор, не только обора­ чивается громадным материальным ущер­ бом, но и нравственно калечит души чело­ веческие, заражая их цинизмом и духом стяжательства. И не случайно в качестве «типических фигур» здесь выступают Федор Ипатыч и Яков Прокопыч — личности, в которых во­ площено все низменное и уродливое, что имеет место в этом «странном поселке». Правда, отметим сразу: в обрисовке этих персонажей автор допустил некоторый пе­ режим, что особенно сказалось на образе Федора Ипатыча. Б. Васильев, безусловно, поступил в пол­ ном соответствии со своим замыслом, ре­ шив вывести в романе антипод Егору По- лушкину — человека с примитивным мыш­ лением, собственника и стяжателя, лишен­ ного самых элементарных представлений о долге и порядочности. Если подходить фор­ мально, с этой задачей автор справился вполне. Федор Ипатыч — фигура, хоть прямо бери и переноси на экран либо на сцену, настолько она зрима и осязаема. Прямо так и видишь, как неторопливо, вразвалочку ходит Федор Ипатыч, как скрипят его густо смазанные дегтем сапо­ ги, как он сопит и пыхтит, прежде чем вы­ толкнуть изо рта своим суконным языком мало-мальски членораздельную фразу. Фи­ гура, одним словом, колоритная и сочная хоть куда. И все-таки есть в этом герое что-то на­ рочитое, книжное. Уж слишком очевидна в романе функция Федора Ипатыча—быть носителем самых отвратительных мещан­ ских пороков, уж слишком явно выпирает из него это «олицетворяющее начало». Да, мы воочию видим, как ходит, говорит, же­ стикулирует.»Федор Ипатыч, но за каждым его движением^1{рТ55тся~лйшь' одна побу­ дительная причина—жадность, стремление к наживе. По существу, на протяжении все­ го романа Федор Ипатыч только тем и зани­ мается, что хапает да тащит, рассуждая при этом, как, с его точки зрения, надле­ жит «правильно жить>;>у И, конечно же, та­ кая монотонность в мыслях и в поступках приводит и к односторонности художест­ венной.^Федор Ипатыч с каждой главой, с каждой сценой все чернеет и чернеет, и в итоге получается образ, нарисованный од­ ной краской, без полутонов и оттенков^И здесь, безусловно, прав В. Баранов, заме­ тивший явное нарушение художественной логики в сцене «покаяния» Федора Ипаты­ ча у постели умирающего Егора* В самом деле, автор настолько усердно мазал дег­ тем своего Федора Ипатыча на протяже­ нии всего романа, что попытка под зана­ вес «отбелить» его кажется просто несо­ стоятельной^- Более ¡дачной представляется нам фи­ гура Якова Прокопыча, хотя герой этот тоже весьма однотонен и прямолинеен, как столб. Но такой столб оказался очень кста­ ти в «странном поселке», он красуется здесь подобно вывеске, он — своего рода достопримечательность данного населенно­ го пункта. Яков Прокопыч, как и Федор Ипатыч,— персонаж, тоже ясный с первых шагов, с первых своих реплик, выписанный автором без каких-либо хитростей и тонкостей. Пе­ ред нами — одно из печальных и, увы, да­ леко не новых «явлений» нашей хозяйст­ венной жизни, порожденное порочной практикой перебрасывать с места на место несправившихся руководителей. Однако роль Якова Прокопыча в романе отнюдь не развлекательная, потому что через этот образ, через комические сценки с его уча­ стием еще сильнее ощущаешь трагическую обреченность Егора Полушкина, еще явст­ веннее видишь пропасть, лежащую между главным героем и житадями «странного поселка». И, с этой точки зрения, Яков Прокопыч столь же уместен и необходим в романе, как, допустим, необходима в драме «Гроза» какая-нибудь странница Феклуша... Роман Б. Васильева, как нетрудно заме­ тить, весь соткан из контрастов, весь на- которук^ сыщен противоположностями, антиподами,