Сибирские огни, 1975, №2

я к добрым и добру. Обиды забывались. Добрые же слова, человеческое участие будто впрессовывались в душу. Жили мы с каждым годом все труднее. Семья прибавлялась, и мать порой в сердцах говорила: «Господи, новых детей даешь, даешь, а нико­ го к себе не приберешь. За какие же грехи наказываешь?» Но не слышал бог ее жалоб. Росли мы, не болея, окружили ее, как грибы-боровики, мал мала меньше: мне перед началом первой миро­ вой войны не исполнилось и двенадцати, а пятый, Вася, уже в люльке орал: «Вот он, я!» На меня давно смотрели как на добытчика. А когда началась война и многих мужчин забрали в армию (нашу семью обошла напасть, отец- то был калека), мне удалось пристроиться на лесопилку, принадлежав­ шую все тому же графу. Проработал я там почти всю зиму, убирал опилки из-под пилорамы, получая за двенадцатичасовую смену двад­ цать копеек. Если заболел, поранился,— выметывайся. На твое место всегда есть замена. В воскресенье веселились кто как мог. В карты играли, пели под гармошку песни, чаще всего похабные. С горечью и тоской не пели, а словно захлебывались в плаче о тя­ готах военных. А потом вдруг обрывал гармонист грустный мотив, и взвихривалась пляска с разудалыми приговорами: Сергей-поп. Сергей-поп, Сергей-дьякон и дьячок, Пономарь Сергей. И звонарь Сергей, Все в деревне Сергиевне разговаривают. И-и, ах!.. По душе мне было жить и работать вместе со взрослыми, наблю­ дать за их отчаянно веселыми переплясами в воскресенья. Но особенно нравилось, когда ладилось дело, когда проявлялась в людях русская удаль. В крестьянской жизни, где каждый держится наособицу, такое вспыхивает разве что во время сенокоса, когда небо грозится неждан­ ным дождем, и все торопятся завершить стога. Но там, на лугу, какой от меня прок? А здесь я не был посторонним малявкой. Здесь этим взрослым мужикам и парням не обойтись без меня, и я не просто радо­ вался, я торжествовал от сознания собственной необходимости. Однако долгий трудовой день чаще всего превращал моих старших товарищей в выжатые тряпки, которые обессиленно распластывались на нарах. Часто и трудно говорили о заработках. О случаях обмера и об­ счета. Чуточку получше было сдельщикам. Я тоже хотел устроиться на сдельную работу и при первой возможности попросился на лесосеку шкурить кряжья и маковицы. С напарником мы вскоре так наловчились, что вдвоем «выгоняли» за день три рубля. Это после двадцати-то копеек поденных! Кончилось, однако, все плачевно. Лесничий стал явно обманывать нас. Мы — в спор. А лесничий заявил: — Расценки ноне другие. И мы ничего не могли доказать. Дневной заработок сразу упал до пятидесяти копеек. Я с горечью подумал тогда о моем ровеснике Гришке Буханове, отец которого не мог, конечно, равняться по богатству с мироедом Кур- тучкиным-Романовым, но лавчонку непонятно как заимел. Жили Буха- новы припеваючи. А Гришка ходил но селу, позванивая деньгами, и посмеивался надо мной: «Ха, работничек! Я вот и не надрываюсь в лесу, а деньги вот они... Захочу и еще возьму, отец не препятствует... Только, говорит, серебро не бери...» Всегда у Гришки в кармане были конфеты