Сибирские огни, 1975, №2
И еще не забуду случай. Заехал к деду кто-то из чиновников зем ства. Дед рад стараться: тут тебе и водка, и закуска отменная, вплоть до колбасы. А мы с братьями (четверо нас в ту пору было) с полатей так и ели глазами необыкновенное лакомство — колбасу, слюнки гло тали. В конце концов не выдержал я. Слез с полатей да потихоньку и стащил кусочек. Расплата не замедлила. Тут же при госте дед отлупил меня, а по том собственноручно отволок в холодную баню и, как щенка, бросил туда, закрыв на крючок. Плакал в бане я. Плакала за дверью, не смея освободить меня, мать. Лишь поздно вечером дозволено было меня выпустить... Мудрено ли, что после этих и похожих на эти случаев первое место среди злых людей занимал мой собственный дед Петр Сидорович, кото рый казался мне куда опаснее всех графских холуев-объездчиков или богатея Куртучкина-Романова, прибравшего к рукам все, что мог, и во ровавшего тайно и открыто. Масло конопляное сельский мироед отжи мал, например, дважды: в первый раз при хозяине, второй — без него: пропаривал макуху, или, как у нас называли, колобу, и снова пропускал через жом. За пуд данного взаймы зерна Куртучкин-Романов требовал вернуть два. И это было в открытую, на глазах у всего Чернитова. О плутнях же в бакалейной лавке — посмей о них хотя бы заикнуться, даже если он запишет и то, что ты не брал. О присвоении же труда бат раков, которые работали на арендованной у горемык земле, об этом и вовсе не говорили. Как устроить по-иному, посправедливей — этого не знали, утешаясь либо царствием небесным, либо сказочным градом Китежем... Как-то краем уха услышал я о революции, которая была совсем недавно. Но опять-таки не моему умишке было разобраться, что и к чему. Разделить всех вокруг на злых и добрых —это было куда понятней. Т Е Т Р А Д Ь В Т О Р А Я О людях хороших Да, разделить людей на две группы, на добрых и злых, было куда проще и понятнее. Только вот что было обидно. Добрые люди, по край ней мере те, кого я хорошо знал, оказывались слабее злых. Добрыми были мои отец и мать. Но что они могли сделать с дедом? Любила меня и бабушка Домна. Однако она была до того пришиблена, что дед прика зывал ей даже, что и как стряпать, а защитой у нее были только без молвные слезы. Жили в соседнем селе Рысли мои дедушка и бабушка по матери. Дед Лёвочкин — косая сажень в плечах, умница, хозяин умелый. Бабуш ка — женщина доброты необыкновенной, и, когда я вспоминаю ее, ка жется мне розовой и круглой, как пышка, которыми мы у нее лакоми лись. На самом-то деле внешне она походила на всех других женщин, которым тяжелая физическая работа не давала располнеть. Но видится мне она розовой и круглой... На беду жили-то Лёвочкины не в Чернитове! Знал я и в нашем селе очень порядочных во всем людей. Вернулся в Чернитово после долгих лет жизни в Сибири и на Дальнем Востоке Иван Абрамович Чесноков. И сразу, как огнем опалил всех,— купил дом Кулина. в котором черти водятся... Верили в этих чертей крепче креп
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2