Сибирские огни, 1975, №2

бекон, бобы и кофе; но мы без сожаления переходили от хорошего хлеба к хлебу с отрубями, от сахара — к дешевой патоке, от кофе или чая — к кипятку. Выгнать нас из радомского гнезда на заработки мог только полный голод. И тогда мы шли к вокзалу, в лучшем платье, неся скрип­ ку и легкий саквояж, шли через поселок, рука об руку, и радомцы ве­ рили, что мы отправляемся к кому-то в гости, прискучив деревенской жизнью. Наружно все держалось благополучно. Я пак и прежде полу­ чала газету «Революшн», теперь бесплатно; добрая госпожа Стантон, издательница газеты, не мне одной посылала ее от своих щедрот. Мы удалялись из Радома веселые, будто в заговоре, легкие от скрытого голода, а возвращались с покупками, случалось, что Турчин мог и угос­ тить встречного сигаретой виргинского табака. Даже и Тадеуш Драм не знал, когда у нас кончалось мясо, когда мы переходили на хлеб с бо­ бами, а потом и на один хлеб с горячей радомекой водицей. Вы спросите, отчего же радомцы не приходили к нам на помощь? Они задолжали Турчину и помнили об этом; бедняк держит в голове даже и малые долги. Я их не виню; дорогу им преградил сам Турчин. Шли годы, и ложь ксендза о генерале, ж и в у щ е м п о д а я н и я м и б л а г о т в о р и т е л ь н о с т и , не умерла, она повторяется и теперь. Я не успела похоронить Турчина, как прочла и о себе в «Чикаго рекорд», что живу ф а к т и ч е с к и т о л ь к о на б л а г о т в о р и т е л ь н ы е средства. Вскоре после отъезда из Радома пана Теодора Турчин прочел те же слова о себе, и не в «Католической газете», а в серьезной, в «Сент- Луис Диспатч». Вы узнали Турчина и можете себе представить, как он встретил своих должников, явившихся к нам с долларами. Ничто не по­ могало, ни мольбы Христины Ковальской, ни ругань Дудзика, ни угово­ ры Михальского. Кто-то прислал 15 долларов по почте, Турчин отказал­ ся получить, назвав их ловушкой, нечистыми деньгами. Судите нас жи­ тейским, скорым судом; он не разбудит сердце запоздалым сожалением; мы сами выбрали свою жизнь, пусть и другие, совестливые люди, поста­ раются нас понять. Исключений не было ни для богатой Элизабет Го­ вард, ни для щедрого Джонстона, ни для Фергусов, ни для Тадеуша Драма; и вот что я Вам скажу, а Вы постарайтесь сдержать улыбку,— деньги, сословия разделяли этих хороших людей, а мы, когда им слу­ чалось бывать с нами, уравнивали и делали возможным их брат­ ство. Разве это не лучше хорошего ломтя бекона или праздничной индейки! Вы видели Драма на похоронах. Он умеет носить свое единственное платье, умеет беречь его, но он такой же бедняк, как и мы. Вот как это случилось: запомните и это, быть может, через его поступок Вы лучше поймете и нас. В 75 лет Турчин потребовал пенсии; он писал, что рассчи­ тывал отправиться к праотцам прежде, чем ему откажут силы, но судьба сыграла с ним злую шутку, а отец с матерью, не зная бережливой эко­ номности республики, снабдили его слишком крепким сердцем. Просьбу Турчина отклонили. Только два года спустя, благодаря настояниям двух сенаторов, конгресс принял частное постановление о выплате Тур­ чину пенсии в 50 долларов. Это было при Вас, Вы знаете, что конгресс имел у генерала не больше успеха, чем Ковальская или Мацей Дудзик. Но, когда конгресс отвернулся от Турчина, Тадеуш Драм бросил им в лицо и свою пенсию, написав, что отказывается брать ее от тех, кто от­ толкнул 75-летнего героя войны. Ум практический, обыденный осудит и его, посоветует лучше поделить свою пенсию на двоих, сохранить не рос­ кошь, а хлеб,—но не таким ли мужеством держится мир! Быть может, и Вы подумаете: как нескладно прошла их жизнь. Тогда и Вы не поняли нашего существования, и Турчин ошибся в Вас. Мы са­ ми сложили свою жизнь, и не только в молодости, когда это под силу многим, но и взяв в руки палку для облегчения ходьбы.