Сибирские огни, 1975, №2

на роду писано умереть за чужую свободу». Правда, правда, но не вся; взяв право сражаться за чужую свободу, мы еще и горько страдаем своей покинутой землей. И я захотел утишить сердце, найти своих то­ варищей по бригаде, и с билетом в кармане отправился по незнакомым, новым улицам в сторону верфей, к дому, где жил Барни О’Маллен. Я узнал его жену, она — не сразу. Взрослая их дочь крикнула из ком­ наты адрес салуна, где можно искать отца. Я напомнил, что в вечер, когда убили Линкольна, я оставил для Барни книгу; могу ли я получить ее обратно? О чем-то они совещались, ссорились, потом мать вынесла завернутую в бумагу книжку,— «Я вас узнала, вы были с красивой да­ мой». — «Это моя жена,—сказал я,—она жива и так же хороша, как прежде».—«У вас в руках скрипка,— вздохнула бедная женщина,— значит, вы и без ружейной пальбы можете прокормить жену». 14 В салуне ирландца не оказалось; там дали адрес пивного зала, куда Барни отправился с хмельной ватагой. Темнело, небо над столицей заго­ ралось то тут, то там огнями, будто не сотню лет назад, а только что страна сбросила иго британца. Турчин нашел Барни в компании двух пушкарей из полка Геккера, бывшего денщика генерала Бэйрда и мат­ роса с «Монитора»,—он стоял на подаче ядер, когда «Монитор» перест­ реливался с «Меримаком». Был там и старик с зобом индюка и глазами навыкате; он клялся, что последним вышел из форта Самтер, когда майор Андерсен пригрозил ему пистолетом; что знамя форта вынес не Андерсен в чемодане, а он — на груди, под мундиром. «Эйби не решился поддержать наш форт,— плакался старик,— прислать десять кораблей с ядрами, с мукой и беконом; Эйби все еще мазал проклятым южанам задницу салом, вот мы и проиграли войну». Сдачу форта старик прини­ мал, как окончательное поражение в войне; победы четырех лет не ути­ шили его горя. Турчин ожил, он сидел за столом с друзьями. Перед ним стоял вы­ сокий стакан пива, пена осела, он не брал стакана в руки, и это забав­ ляло ветеранов больше, чем то, что незнакомый, толстый человек в чер­ ном костюме — генерал, да еще из России. Подошел хозяин пивного зала, сменил нетронутый стакан новым, с шапкой пены.— «Сделайте одолжение,— попросил он,— пригубите. Это хорошее пиво, я поставщик Белого дома, его там и дамы пьют». При слове «дамы» Барни сорвало со стула, он крикнул, что требует выпить за мать-исповедницу, за м а д а м , а кто откажется пусть выйдет с ним за дверь и они там потолкуют. Тог­ да и Турчин обмакнул усы пиво, открыл футляр скрипки, поднял инст­ румент и сказал: — «Вот мое вино, ребята; старое, выдержанное, такого и в княжеских подвалах нет». Прежде, чем заиграть, он показал Барни свою (.книгу, она лежала в скрипичном футляре.— «Я забрал ее, Бар­ ни».— «И ладно; я, правда, не успел заглянуть в нее».— «Это за чет­ верть-то века, Барни!» — «Все дела, генерал, дела; ах, как много дел у нищего бездельника». Толпа шумела, не все хотели слушать; скрипичный голос резкий, он не оставляет душу спокойной. Но, начав играть, Турчин ничего во­ круг себя не слышал; и в зале стихало. Прибывали люди, шли и с улицы, и от кухни, в задних дверях толпилась семья немца, дочери, зятья, де­ ти,—в этот вечер и им вышло помилование от ранней постели. Турчин не мог твердо сказать мне, что он играл в этот вечер. Начал с Алара, но коротко, чтобы скрипка заявила о себе, и тут же зазвучала не чья-то музыка, не памятные ему ноты, а то, что было и оставалось его жизнью: рыдающая мадьярская песня, и полонез, перебивающий слезы мадьяр,