Сибирские огни, 1975, №2

солдатиков, перекатывая игрушечные пушки по страницам книг. Турции искал истины и скоро стал редким знатоком предмета. Все чаще прихо­ дили письма из Чикаго, из Спрингфилда, из Филадельфии и Вашингтона, их авторы у Турчина искали подробностей, верной оценки событий, све­ ряли цифры потерь или число пленных.— «Почему генерал сам за пись­ мами не ходит?» —допытывался почтмейстер у Миши Флориха, который бегал за нашей почтой.— «Пан генерал пишет»,— важничал Миша.— «А госпожа Турчина?» — Этот вопрос затруднял мальчика, он старался вспомнить, чем занята я. «Пани генеральша корову доит...» Так мы и жили в представлении тех, кто знает, как тяжко пахать землю и убирать хлеба. «Чикамога» подходила к концу, «Миссионер-ридж» возвышался бумажными холмами на всех столах, когда умер Роберт Н. Скотт, а после его похорон Турчина не допустили в архив. Бригадный генерал, од­ норукий страус в железных очках и черных одеждах,— новый начальник архивов,— отстранил Турчина от бумаг — Турчин пошел на него грудью, сжав кулаки; но эти люди, без своей страсти, не стесняются и чужой. Он слишком долго ждал места и, получив, наконец, образцовое кладби­ ще бумаг, не хотел допускать туда живых.— «Я знаю там каждый шкаф, любую папку...» — сердился Турчин.— «Покойный Скотт многим позво­ лял рыться в бумагах».— «Они для того и собраны здесь».— «Еще не время. Многие хотят опереть свое честолюбие на мои бумаги, я этого не позволю».— «С каких это пор они ваши, мистер Все-себе-заберу?» — «Мое имя...—и он с громкой скукой объявил свое полное имя, звание и военные заслуги.— Одно мое имя дает это право».— Казалось, он прос­ то стар, туп и скучен. Но мы узнали, что в архив получили доступ дру­ гие, они свободно входили туда, а перед Турчиным вставал разбитной сержант, требовал разрешения от военного департамента. «Мистер Тур­ чин,— сказал однорукий, когда Турчин снова появился в его кабинете,— мне сказали, что вы не получаете военной пенсии?» —«Пусть ее полу­ чают калеки или богатые бездельники; я кормлюсь своими руками». Тусклые, близко сидящие над костистым носом, глаза зажглись, нако­ нец, чувством, увы, ненавидящим.— «Но военный департамент и конг­ ресс отказали вам в пенсии?» — «Я не доставлял им удовольствия и не просил о ней».— «А все оттого, говорят, что ваше генеральство сомни­ тельно. Будто вы обязаны генеральским патентом протекции... Покой­ ный президент пошутил, а когда хватился, вы уже где-то в армии, и не до вас было». Турчин подскочил к нему, и однорукий встал; мертвое сукно, унылые, аккуратные швы, два ряда пуговиц, скука смертная, все, ка|Х на покойнике, высушенном и поставленном, как анатомическая мо­ дель Драма. Турчин отступил назад и сказал сквозь зубы: — «Я бы вы­ звал вас, генерал, и убил бы, только сомневаюсь, хорошо ли вы стреляе­ те левой рукой? Молчите! Настоящих генералов делает война, а не ми­ нистры и президенты: они только писари у войны,— загремел Турчин.— Я буду в архиве, хотя бы для того, чтобы вы не сожгли бумаг Севера! Я буду в архиве, а вы — берегитесь!» Турчин писал в военный департамент и Улиссу Гранту и добился доступа в архив. При Скотте он входил сюда, как в свой дом, теперь брел по коридорам и комнатам, как по чужой крепости, по траншее, где еще засел невыбитый противник. Испрошенные папки странным образом исчезали, их не находили на месте, оказывается, кто-то попросил эти бумаги прежде Турчина, или в деле замечена порча нумерованного лис­ та, и оно отправлено в переписку, на подклейку и ремонт. Турчину отвечали, что такие-то и такие-то дела отосланы в военный де­ партамент. Можно было подумать, что архивные папки фургонами доставляют­ ся начальству, а ведь порядок требовал, чтобы даже и военный министр, при нужде, сам являлся в архив.