Сибирские огни, 1975, №2
истории штата в го ды войны з а с о х р а н е н и е С ою за , а также история оп ераций , в которых солдаты И л л и н о й с а п о к ры л и с е б я с л а в о й , р а с с к а зы о б отличившихся оф и ц ер а х , сп и со к с л а в н ы х п о ги бш и х , п е р е д в иж е н и е санитарных и хри ст иан ских служ б, с портретами зн ам ениты х л ю д е й , вы гр а в и р о в а н н ы м и на стали». В книге нашлось место и для 19-го Илли- нойского полка, а резец гравера перенес на стальную пластинку и порт рет Джона Бэзила Турчина в расстегнутом мундире бригадного гене рала. Но Юг с каждым годом возвращался в руки тех, кто поднял мя теж и ушел от пули. О войне стали писать мало, словно отрезвев после резни, сделанной в пьяном чаду.— «Тут есть и настоящие генералы, но есть и неудачники войны,— продолжал Авраам.— Что загубила военная тупость, теперь подкрашивают наемные перья. Впрочем, Бюэлл сам на писал свою ложь...» — Турчин уже набрел на страницы Бюэлла; всю катастрофу армии в Алабаме Бюэлл отдал двум офицерам — Турчину и Митчелу. Будто не было отмены приговора и президентского патента на звание бригадного генерала, а затем отрешения командующего, но был военный гений Дон Карлос Бюэлл, рожденный спасти Союз, а ря дом с ним офицеры — погубители его дела. Авраам сказал, что есть люди, готовые поднять перчатку; нужны только некоторые бумаги и докумен ты. А Турчин вскочил из-за стола, засмеялся, показывая на книгу, и за говорил весело: — Неудачники войны! Хорошо сказано, Авраам, спасибо, что при ехал и так славно сказал.—Он ласково трепал его по серым колечкам, заглядывал в карие глаза.—Нам бы еще Бингама сюда, доброго Бин гама-Наполеона, он посоветовал бы, как обойтись с врагами по-христи ански. чтобы ни один волос с их головы не упал.—Мы не знали, что он говорит не о далеком Бюэлле, а о завтрашних делах.— Вот, Надин, истинные наши друзья! — воскликнул он, показывая на Тадеуша и Ав раама.— Братья в человечестве! —Он ударил кулаком о собственную ладонь.—А и враги живы! Вот вдруг и открылось, что живы, и там,— он показал на книгу,—и здесь! — палец его указывал за окно.—Живы, а мы им свои дома отдаем... Ты мне нужен, Авраам, и ты, Тадеуш; после завтра мы идем на Миссионерский холм. Согласны в барабанщики? — закончил он загадочно. Бюэлл вернул его на иоле боя. Турчин вытащил ноги из болота куп чих, векселей и закладных. 10 Колонисты, созванные Турчиным и ксендзом, явились к плебании. Прихожане вошли в залу, назначенную для собраний церковных братств, набились туда и люди другой веры, некоторые толпились на площади, стояли у открытых окон. У входа в пасторат остановились два джентльмена с листами бумаги в руках: Тадеуш и Авраам. Бумага раз делена вертикальной чертой, и вверху каждой половины написаны име на Турчина и пана Теодора. Оглядывая сидящих на скамьях людей, я ощутила, как велико их смятение. За Турчиным — сердце, родство лесных пионеров, на иных лицах это читается, на многих ли? Но и пан Теодор — первый ксендз, проживший с ними год, слуга божий, друг; он побывал на каждой фер ме, подержал в руках всякую купчую. Турчин поднял руку. — Первым будет говорить пан Теодор; в этих стенах — первое сло во пастырю. Сегодня вы попрощаетесь с одним из нас, а с кем — реши те вы. У дверей стоит пан Тадеуш и один мой давний черный друг; каж дый, уходя отсюда, поставит свое имя на бумаге: под паном Теодором.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2