Сибирские огни, 1975, №2
убыток Иллинойс Сентрал, по правую — в ущерб фермеров. Чтобы вы знали, какую мизерную партию разыгрывал Джошуа Форд, скажу, что Турчина вызывали по трем делам ответчиком в мировой суд,— нашлось трое холодных нечестивцев! — и что же искали от человека, отдавшего колонистам тысячи? Вот позорные числа: 5 долларов 54 цента, 3 долла ра 48 центов, а о третьих и сказать стыдно, как согласилось правосудие графства сзывать своих жрецов ради этих 75 центов! Если бы мы и за хотели расплатиться по искам, не допуская до суда, Тадеуш Драм не позволил бы этого сделать; последовали суды, приговоры в пользу истцов, апелляции Турчина в окружной суд графства Вашингтон, и трижды новое наше поражение, и исполнительные листы на руках у обидчиков Покидая суд, Тадеуш Драм,— он представлял в суде Турчина,— приглашал выигравших истцов к себе в лес для п о л н о г о р а с ч е т а , обещая деньги и еще кое-какие подарки, а если они сунутся к генералу, добавлял он, то там их встретит ружье самого Драма: за такое удо вольствие он готов и на каторгу. Истцы струсили, а к нам пришел Джошуа Форд; в его портфеле лежали исполнительные листы, перекуп ленные у фермеров, ничтожный иск Иллинойс Сентрал к своему земель ному агенту по погрешностям старых купчих и, увы, чикагский вексель Турчина, о котором говорил Хэнсом. Нотариусу вексель передал Йозеф Крефта; ростовщик перекупил и вексель, и закладную у своего чикагско го собрата. Срок векселя истекал в апреле, 300 заемных долларов угро жали нам разорением: потерей дома и земли. Зима затянулась, снег падал скупо, не укрывая земли; мерзлая, она громко отзывалась шагу колонистов и копытам лошадей. Среди жестокой ясности этой зимы, под ветрами, которые свободнее прежнего гуляли по Радому, под багровым солнцем, в Турчина, как ни повернись, попадали отравленные стрелы. Совестливые люди, не зная, как всту питься за нас, реже стали ходить мимо нашего дома. Друзья приходили; Ян Ковальский с Женой, оба плотника, братья Гаевские, Ян Новак, Ми хаил Витта. И они, отворяя калитку, всходя на наше крыльцо, озира лись на окна плебании. Случалось, Турчина останавливал на улице или в лесу оробевший фермер; сняв шляпу или картуз, сбиваясь с тона, он показывал свои бумаги, допытывался, нет ли в них ошибки, показывал на какие-то места, обведенные пером нотариуса. В спину ударила «Католическая газета»; четверть века прошло с того дня, но мы так и не вырвали стрелу из живого тела, ядовитый наконечник остался у са мого сердца. Газета сочувственно писала, что « г е н е р а л Т у р ч и н , так м н о го с д е л а вш и й д л я п о л ь с к о й к о л о н и и , находит ся ны н е в ф и н а н с о в ом зат рудн ении , но в банкротстве г е н е р а л а нет н и ч е го п ост ы дного, н и к а к о го гешефта или нечистоты, а и склю чит ел ьн о результ ат н ео см от ри тельности и гр а н и ч ащ ей с мотовством щ едрости п а н а Т у р ч и н а » . Газета даже звала помочь Турчину, предостерегая, однако, что судьба польского поселения требует хладнокровного вмешательства обеспе ченных людей. «П ан Т ур ч и н в с е г д а найдет с е б е в Р а д о м е х л е б и п р и станище», — заключала газета. Михальский — свой человек в «Католической газете», но Турчин, после долгой, яростной немоты, сказал, что это не он, так упасть Ми хальский не мог. И, правда, через день Михальский, минуя плебанию, примчался к нам, чтобы мы увидели его неповинные глаза. «Так вот ка ков он! Вот его рука!» — восклицал Михальский, не решаясь вслух на звать ксендза. Наши враги не раз прибегали к этому яду: соболезнуя, нападая на правительство за забвение заслуг генерала, они мимоходом сообщали, что Турчин бедствует и живет на средства благотворительно сти. Ничто так не разрывало мозга Турчина, как эта ложь; пусть за помнит каждый, коснувшийся нас,— была нужда и голод, выедающий
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2