Сибирские огни, 1975, №2

царя; в его униженности, как отравленный клинок в ножнах, пряталась оскорбительная дерзость. — Я знал многих поляков,— ответил Турчин.— Они любили родину и умирали в Карпатах за свободу мадьяр... — Но пан генерал служил Паскевичу!—перебил его ксендз. — Паскевичу служил не генерал Турчин, а молодой поручик Тур­ чанинов,—вмешалась я... —Этот человек всей жизнью искупил свою ошибку, а как замолили грехи вы, прусский капеллан? Ксендз вежливо поклонился мне: — Хорошо, когда встречаются люди, которые знают все друг о друге! — Вот и с вами приехала в Радом не полька,— не дала я ему отго­ вориться безделицей,— а прелестная немка... и это грех? — Пани Матильда — прислуга и добрая католичка. Прислугой берут и черных, пани Надин. — Не смейте ее называть Надин, вы... хлыщ церковный! — рассви­ репел Турчин.— Она госпожа Турчина, Надежда Алексеевна Турчина, вот она кто для вас, а не Надин. — Простите,— смиренно поклонился ксендз.—Простите, пани, мы, поляки, не привыкли к отчеству. — Я не то что в слуги, я в братья лучше возьму черного, чем вас! — грохотал Турчин.—Из одной миски с ним буду есть! — Чем же так провинилась польская кровь, пан генерал? — Какой вы поляк! Вы крохотный церковный Наполеон, честолю­ бец, жаждущий поприща. Прежние наши ксендзы славные были люди... а в вас от дьявола больше. По нежному лицу ксендза от глаз к подбородку спускалась стран­ ная улыбка: будто он знал наперед, что скажет Турчин. — Безбожные уста не могут оскорбить меня.— Я заметила, как дрогнули его мускулы, напрягая черное сукно, и ощутила в нем нена­ висть и жажду насилия. — Кто вам посулил, что из Радома вам дадут сделать уезд, где вы будете исправником и попом, сидельцем и предводителем дворянства! Один Тадеуш Драм склонил к Польше больше сердец, чем сотня таких искателей, как вы. — Тадеуш Драм — плохой поляк. Он истинный поляк! — вскричал Турчин.— С тонкой душой, бла­ городный, храбрый, горькая совесть века! Можно ли быть поляком боль­ ше, чем Тадеуш! Рожденный поляком — поляк. Но, потеряв веру отцов, он уже наполовину поляк. А Дудзик? А Войтех Малиновский? А Ян Ковальский или братья Гаевские? Они хотят жить в мире с соседями любой крови. — Янкесы-протестанты подожгли божий дом,— напомнил ксендз. — Подожгли такие же слепцы, как вы, фанатики не бога, а церков­ ного ордена! Пройдет несколько лет, и польские девушки женами всту­ пят в дома немцев или ирландцев, а юноши найдут себе там невест, католик уживется с протестантом, а чего хотите вы? Защитить поляков. Сохранить их в чистоте веры и на­ циональности. Зачем же вы выбрали для этого худшее место на земле! — гнев­ но недоумевал Турчин,—Страна, где складывается нация, вбирая не то что тысячи поляков, а миллионы других европейцев. Вы, как слепой крот, роете под старой землей, не зная, что наверху другая жизнь..._ И он обратился ко мне с горькой улыбкой: — Вот уж, поистине, бедняги те, кто поверит потерявшим разум пророкам!