Сибирские огни, 1975, №2

родине; мы искали другого...» —«И нашли, госпожа Турции?» —«Мы видели, как складывается нация, мы вошли в нее, по праву солдат и работников. Мы узнали, что разница крови —ничто рядом с общно­ стью идеи. И поняли, что только тот народ может считаться великим, который не покусится ставить себя выше любого другого народа.— Она протянула руку губернатору,—Увидеть столь многое за одну жизнь — это высокая награда, господин губернатор». Двое ездовых, в линяло-голубых волонтерских мундирах граждан­ ской войны сдерживали шаг артиллерийских лошадей, лафет двигался медленно, тело Турчина под знаменем недвижно, но лицо словно ожи­ вало, когда кортеж входил в аллею вязов или раскидистых дубов, и резкие, переменчивые блики вырывали из тени большие веки Турчина, огромный лоб, сомкнутые губы и крепкие скулы донца. Горация Фер- гус с дочерьми шла впереди; в просвете, между плечом Вирджи и ее матери. Владимиров видел запрокинутую голову Турчина, упрямое и в смерти лицо богоборца. Где Надин? Где она теперь, когда погребение решилось, могила вырыта в Маунд-сити, и ветераны из Чикаго успели прибыть на ма­ ленькую станцию? Около сотни людей, считая и зевак Маунд-сити, идут за гробом, прячут глаза от нестерпимого солнца, от брызжущих огнем начищенных труб музыкантов,—а ее нет. Национальное кладбище открылось за поворотом аллеи белых кед­ ров; они переплели кроны и прикрыли дорогу более надежной тенью, чем дубы и дуплистые вязы. Низкая, каменная ограда, решетчатые ворота, осевшие в травянистую землю, открытые навсегда, легкое лан­ до с лакированными крыльями и парой вороных у ворот, а за ними густой парк с редкими надгробиями; домик смотрителя, часовня и двое пастырей в черных одеждах —престарелый прелат, сгорбленный, од­ ряхлелый, но с живыми глазами под колючим, белым карнизом бро­ вей, и молодой пастор. Владимиров заметил, как смешался Барни О’Маллен, увидев старика-прелата, как ветераны закивали ему, сби­ ваясь с шага, а Крисчен хмуро нахлобучил цилиндр, хотя они уже вступили на кладбище. — Кто этот святой отец? —спросил Владимиров. — Наш бывший полковой капеллан,—шепнул Фентон.—Одно время он был офицером, а теперь важное лицо в здешней епархии. — Конэнт! — вспомнил Владимиров. Он произнес имя так громко, что седой прелат вздрогнул, озираясь, кто позвал его, но никого не нашел и осенил процессию крестным зна­ мением. Владимиров остановился, он хотел удержать в памяти необыч­ ную фигуру,— Конэнт уходил в сопровождении пастора и скрылся за во­ ротами. Владимиров присоединился к процессии на открытой поляне в обрамлении широколистых сикомор. Здесь покоились солдаты граждан­ ской войны, лежали широко, разделенные стриженой травой,— невысо­ кие холмики, белые мраморные плиты с вырезанными именами и дата­ ми, Любовь близких и резец каменщика не упражнялись здесь в крас­ норечии, а кошельки не Спорили богатством; распахнутое под небом солдатское кладбище говорило само за себя. У края поляны, на границе света и тени сикомор, Владимиров уви­ дел двух женщин в траурных одеждах, рядом с выброшенной из могилы землей. Все потекло мимо его внимания: замедлившийся кортеж, гроб, снова поданный для генерала, негромкая команда, полувзвод вооружен­ ных солдат, движение толпы к могиле,—всё потекло, не касаясь его, он видел одну Надин. Она стояла, опершись руками о палку, прямая, с под­ нятой головой, с лицом, обращенным к гробу. Вторая женщина, полная и красивая, тоже седая, в дорогом платье, в траурной накидке со свер­ кающим стеклярусом, прикладывала платок к глазам, пребывала в го- 7. Сибирские огни № 2.