Сибирские огни, 1975, №1
я ведь был у нее 12-м по счету ребенком (всего было 13, но выжило только пятеро). Следовательно, в те годы, с которых я на чал ее помнить, ей было уже 40 лет, а мо жет статься, и больше. В таком возрасте женщины в деревне уже переставали петь, как, может быть, пели в девичестве. Впро чем, пели иногда, будучи в подвыпитии, на свадьбах и гулянках. Я тоже помню, как пе ла моя мать, и это было единственный раз. Дело было в наш престольный праздник (день рождества богородицы — 8 сент. по старому стилю). У нас были гости, вечером при свете семилинейной керосиновой лампы все сидели за столом. Выпивали и закусыва ли. Вдруг кто-то запел. Подхватили все, в том числе и моя мать. Пели (это я хорошо запомнил) «Чудный месяц плывет над рекою». Народные песни, которые у нас пелись, я узнавал, главным образом, от девушек, ко торые пели по вечерам, собравшись где-ли бо на бревнах. Это было и в детстве и в юности. С тех пор я помню такие, например, песни, как «Кругом я, девка, осиротела» (при пении пропускалось первое «о» — пе ли «сиротела»), «Выходила Саша за новы ворота», «По Дону гуляет казак молодой» и др. Пелись у нас и многие песни письменно го происхождения (ставшие народными), и я их тоже хорошо знал. Например: «Коче гар» («Раскинулось море широко»), «Коро бейники», «Черноокий парень летом на зава линке сидел», «Последний нонешний дене чек» и многие другие. На свадьбах (а на не которых свадьбах я бывал еще мальчишкой) пели специальные свадебные песни. И, ко нечно же, пели частушки, в том числе, и не приличные — особенно новобранцы, когда они пили и гуляли перед уходом в армию. Трудно сейчас сказать, какая песня мне больше всего нравилась в те годы. Нрави лись многие, в том числе песни письменного происхождения. Я пел и песню о Стеньке Разине («Словно море в час прибоя»)7, и песни И. С. Никитина «Не пора ль, Панте лей, постыдиться людей» и «Шумел, горел пожар московский», и многие другие. Но сейчас мне кажется, что я тогда (примерно, в 1912—1913 годах) особенно любил песню «Трансвааль, Трансвааль — страна моя». Песня эта возникла, конечно, гораздо рань ше (в годы англо-бурской войны), но до де ревни она дошла не так скоро. Пел я ее с большим увлечением, хотя, и не совсем по нимал, о какой стране Трансвааль идет речь. Частушки-и песни я записывал в двадца тых, а затем в начале тридцатых годов. Часть записанного в двадцатых годах я пе редал А. Ф. Палашенкову8 (он тогда рабо тал в Смоленске, в музее). Но это, как он Вам сообщил, погибло во время пожара9. Из записей, сделанных в начале тридца тых годов, у меня кое-что сохранилось. Есть две или три машинописных тетради (переплетенных). Но Вы знаете, мне всегда очень трудно было читать по состоянию зре ния, а сейчас это и вовсе невозможно, или почти невозможно. И в этих тетрадях я до сих пор не удосужился выправить даже тех ошибок, которые внесла машинистка во вре мя перепечатывания. А таких ошибок, на верно, много. Кроме того, записывал я ведь не по-научному, а как бог на душу положил. Конечно, я не ездил никуда специально, что бы собрать песни и частушки. Я записал то,, что помнил сам (с детства или с юности). Кое-что подсказал мне мой старший брат Нил и сестра Нюша — нынче покойная. Вот и все. Что касается моего «долга», то я понемно гу постараюсь «выплатить» его Вам. В этом письме я посылаю три фотографии. Может быть, они окажутся для Вас интересными. Одновременно с этим письмом посылаю Вам свой двухтомник, переизданный в 1961 году10. Читать его необязательно, ибо нового там, к сожалению, очень мало, но поставить на книжную полку вполне можно. Михаил Иванович Погодин действительно слаб и болен. Это, впрочем, не так ^дивч- тельно — ведь живет он уже восьмой деся ток. Но, конечно же, очень хочется, чтобы он почувствовал себя немного лучше. Уж очень хороший он человек. Я слышал, что болен и Соколов-Микитов, что особенно плохо у него стало со зрени ем. Видеть я его давно уже не видел. Вы пишете о посещении Палашенковым могилы Пржевальского. А знаете ли _Вы, что в Смоленской области есть такой район ный центр под названием Слобода, где ког да-то находилось имение Пржевальского. Я был в Слободе с Н. И. Рыленковым, кажет ся, в 1953 году. Место очень красивое. Кру гом леса и много огромных озер. От имения сохранилась, к сожалению, только людская хата. Хата эта довольно большая, и в ней для местного населения устраивались кино- сеансы. Не знаю, цела ли эта хата сейчас. Ну, вот пока и все. Пора кончать. Пере дайте от меня самый сердечный привет А. Ф. Палашенкову, как только увидите его. Ваш М. Исаковский. 9 ноября 1962, Москва. 4 Дорогой Иван Семенович! Вы угадали: нынче я все время болел и даже продолжаю делать это неблагодарное и невеселое дело. Уже в этом году я дваж ды был в больнице — провел в общей слож ности три месяца. В промежутке месяц про был в санатории. В конце этого месяца ме ня опять положат в больницу — на иссле дование. Надеюсь, что на этот раз ненадол го: дней на 10. Сейчас живу на даче под Москвой и в Москве не бываю. Пребывание там мне пока что запрещено врачами. Пишу Вам об этом не потому, что хочу пожаловаться, а чтобы объяснить Вам: не которые Ваши просьбы выполнить сейчас не могу. Вот о чистопольских фотографиях. Я пом ню два снимка, которые были сделаны в Чистополе (может, их было на самом деле и несколько больше, но я не помню). На.од ном снимке я и Сурков были засняты с группой школьников. (Семья Суркова бы
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2