Сибирские огни, 1975, №1

лила раскрыть новые грани и глубину обра­ за, полнее донести своеобразие жигжитов- ского материала. Сегодня творчество Жигжитова, отразив­ шее сложную динамику профессионального роста, представляет собой не меньший ин­ терес для исследования, чем его необычная писательская судьба. К сожалению, написа­ но о его книгах пока несправедливо мало— увлекательная тема «Дерсу Узала, взявше­ гося за перо» по-прежнему поглощает весь интерес критиков и исследователей. Как признание творческих достижений писателя, в Москве недавно вышел том его «избран­ ного» с большой вступительной статьей, но и в ней серьезного разговора о творчестве не получилось Автор сосредоточил свое внима­ ние прежде всего на экзотике того, что свя­ зано с личностью писателя-охотника. «Избранное» Жигжитова можно читать как одно большое произведение. Шесть по­ вестей и четыре рассказа, которые вошли в том, органично дополняют друг друга. Они составили своеобразный цикл, книгу об охотниках и рыбаках Подлеморья. В то же. время произведения эти разные, у каждого —свои особенности, каждое — индивидуаль­ но по характеру воплощения темы, стилю, поэтике. И не удивительно — проза, вошед­ шая в «избранное», создавалась в разное время на протяжении всей творческой жиз­ ни. Внутри книги нетрудно заметить опре­ деленную логику творческого движения, про­ являющуюся в развитии художественной ре­ чи, сюжетно-композиционной организации, углублении художественного смысла произ­ ведений. Разговор об особенностях формирования художественной речи в прозе Жигжитова хочется начать с такого высказывания Го­ голя: «Для писателя важно уловить в слове тот склад речи, который выражается в раз­ говоре. Лишь тогда он будет жив и силен в письме. И это искусство следить за собой, ловить и поймать самому себя редко кому удается». Одна из самых существенных трудностей, связанных с первыми литературными шага­ ми Жигжитова. сформулирована в этих сло­ вах необыкновенно точно. Уловить в пись­ менном слове слово разговорное для него было особенно не просто. Речь Жигжитова- охотника, во всей ее нетронутости, уединен­ ности от книжно-литературного потока, должна была освободиться от диалектной замкнутости и стилистической ограниченно­ сти, стать оечью художественной с ее мно­ гочисленными изобразительными функция­ ми. Теория художественной речи выделяет в сложном языковом организме произведения несколько композиционно-стилистических единств. Назовем среди них те, которые бу­ дут важны для анализа непосредственно: прямое авторское литературно-художест­ венное повествование, стилизованное пове­ ствование (стилизаиия различных форм уст­ ного бытового повествования) и стилисти­ чески индивидуализированные речи героев (диалог, монолог, внутренняя речь, несобст­ венно-прямая речь). Почти всю жизнь живущий среди подле- морских рыбаков и охотников. Жигжитов хорошо знает речь подлеморца. Он прислу­ шивается к слову своего будущего героя не как обычный собеседник, а по-писательски. Если бы не было этих долгих лет кропотли­ вого труда, вряд ли бы мы вообще когда- нибудь читали Жигжитова. Литературное творчество не может начаться вдруг, ему всегда предшествует какая-то внутренняя работа, более или менее продолжительная и чаще всего совершаемая сознательно, с за­ ранее рассчитанной целью. Жигжитов — не исключение, у него были записные книжки с наметками будущих сюжетов, характеров, с особенно понравившимися словами и вы­ ражениями. Хорошее знание речи таежника и рыбака уже в самых первых произведени­ ях позволило начинающему писателю при­ дать своим героям черты жизненности, ре­ альности. Однако те же первые произведе­ ния показали, что этого знания ему было явно недостаточно. Перед Жигжитовым-пи- сателем встала задача овладения художе­ ственной речью во всей полноте и прежде всего с навыками прямого авторского лите­ ратурно-художественного повествования, ко­ торое Гоголь метко определил как искус­ ство «ловить и поймать самому себя». Читая повесть «Снежный обвал», ловишь себя на мысли, что все обаяние, весь инте­ рес первых же страниц связаны с речью ге­ роев. Именно тут, в диалоге, слышится что- то самобытное, жигжитовское. Но почему-то там, где «слово предоставляется» автору— в прямом авторском повествовании,— он вдруг теряет голос. Вместо него появляется ктр-то другой, говорящий робким, застенчи­ вым голосом, стандартно гладкой, ничего не выражающей фразой. Где же Жигжитов? Ведь я сам слышал, как он может интересно рассказывать! И никогда он не говорил так: «Тымауль, геогра­ фический диапазон которого, как известно, теперь значительно расширился, а его позна­ ния о русской бане стали непререкаемыми...» Лишь взглядываясь в героев, прислушиваясь к их разговору, я чувствую, что пишет имен­ но Михаил Жигжитов. Во всем этом нет ни­ чего удивительного. «Снежный обвал» —-его первая повесть. Язык, на котором так сво­ бодно поведет свое повествование автор бу­ дущего романа «Подлеморье», тогда еще не выработался. Прямое авторское повество­ вание пока не вобрало в себя выразитель­ ные оттенки устного слова Жигжитова, «склад речи, выражающийся в разговоре», в авторской речи еще не пойман. Процесс этот только начинается. Через диалог и монолог, через внутреннюю и несобственно- прямую речь происходило «химическое» соединение разговорного и письменного слова. Вот почему свободнее автор чувствует се­ бя в диалоге, то есть там, где он может го­ ворить за героев, речь которых — это его речь. Тут он мржет писать свободней, не смущаясь, не «по-писательски». Активное ис­ пользование просторечия определяло компо­ зиционно-стилистическую структуру жигжи- товской прозы. Откроем другую, более позднюю его по­ весть «Моя Малютка-Марикан». Еще боль­ ше места занимает в ней диалог, монолог,