Сибирские огни, 1975, №1

древности —Новгородской республики. По­ нимая историческую необходимость жерт­ вы, автор не может принять ее в своем нравственном чувстве, отражающем целя и идеалы современного человека. Трагедия для него -не кончилась, а началась с паде­ нием Новгорода, ибо начинается кровавая, бесконечная, сотня лет длящаяся история русского самодержавия, безжалостно затап­ тывающего все ростки народной свободы, духовной независимости, закояшюти. И то сочувствие, которое испытывает ав­ тор к своей героине,— не только любование сильным и ярким русским женским характе­ ром и даже не только сострадание умному и смелому человеку, бессильному повернуть вспять безжалостный ход событий. Его Марфа — не схема, не идеал; это властная боярыня, деятельная, хозяйственная, энер­ гичная; и все же в постаревшей женщине, потерявшей обоих сыновей, родной дом, на­ конец, Новгород, но духовно не сломленной, Дм. Балашов видит .побежденный, но не истребленный до конца, вольный дух русской республики. В. Янин неточно истолковывает замысел романа: традиционная трактовка исторической трагедии не отрицается авто­ ром, она лишь значительно углублена и рас­ ширена на основе художественной и исто­ рической правды. Нравственный пафос «Марфы-Посадни- цьь» тесно связывает ее со всею современной литературой; в то же время широта и мно­ гогранность ее концепции, как и художест­ венная сила,— серьезный успех современной исторической прозы, прозы 70-х годов в целом. * * * Анализ исторической прозы 60—70-х годов в общем русле литературного процесса зна­ чительно расширяет наше представление о нравственном поиске современной советской литературы. Мы явственно видим, как со­ временный опыт советских писателей, идеи, проблемы, их волнующие, обогащаются, вбирая в себя огромный опыт прежних поколений. ♦