Сибирские огни, 1975, №1

Эти олова—уже из другого исторического произведения — из романа В. Шукшина «Я пришел дать вам волю». Произведения Б. Окуджавы и В. Шукшина так же не по­ хожи друг на друга, как не похожи их ге­ рои; кинематографически отчетливые и «кар­ тинные» эпизоды нового романа о Степане Разине резко отличны от лирически-услов- ной, гротесковой живописи Б. Окуджавы, где авторская скорбь и тревога открыто де­ формируют реальные контуры людей и со­ бытий. В идейно-философском плане, одна­ ко, обе вещи пересекаются. В трактовке знаменитого русского героя Василий Шукшин значительно отходит от своих предшественников в советской исто­ рической прозе, среди которых выделяются Алексей Чапыгин и Степан Злобин._ Шук­ шинский Разин — менее всего трезвый и хо­ лодный мыслитель, каким выведен он в ро­ мане Злобина; но это и не совсем тот сти­ хийный, хмельной бунтарь, каким изобра­ жен он в знаменитом «Разине Степане» А. Чапыгина. В первых эпизодах Шукшин показывает легендарного атамана умным и тонким вое­ начальником и политиком. Даже враги на­ чинают понимать, что это «не просто раз­ бойная душа»; что же касается его бесхит­ ростных товарищей, то он для них загад^ ка особенный человек, вынашивающий «никому не ведомые далекие мысли», вождь, «кому богом дано вести за собой». Загадка как бы передается и читателю: что стоит за действиями Разина, за его личностью. Тайна Разина в трактовке Шукшина, од­ нако, проста. Грозный атаман у него даже напоминает ребенка прямотой непосред­ ственностью мотивов своих действии и са­ мих действий. «Эх, дите ты, дите... И натне- вался, и наигрался, и напился — все сразу», _говорит Матвей Иванов, мудрый русский мужик, который в романе более всех выра­ жает авторскую точку зрения. И очень по­ хож шукшинский Разин на многочислен­ ных героев рассказов и повестей, составив­ ших сборники «Земляки» и «Характеры», мрачноватых, простодушных людей, чуть инфантильных, может быть, наивных, но очень цельных внутренне, духовно. Главное свойство этих типично шукшинских героев _ органическая неспособность примириться с жизненной ситуацией, оскорбляющей их нравственное чувство. Тема эта в произве­ дениях Шукшина варьируется от анекдота («Свояк Матвей», «Мой зять украл машину дров» и т. д.) до трагедии — Спирька Су- раз. который убивает себя, потому что не в силах убить обидчика; Степка, бегущий из тюрьмы за месяц до освобождения, не выне- ся тоски по дому, наконец, Егор в «Калине красной»... В романе «Я пришел дать вам волю» этот шукшинский характер гипотети­ чески накладывается на историческую лич­ ность. Как и в рассказах, герой романа по­ стоянно задумывается над главными, «дет­ скими» вопросами бытия: «Жизнь то и дело сшибала Разина с мыслями крупными, не­ разрешимыми. То он не понимал, почему царь — царь, то злился и негодовал, почему люди могут быть рабами, и при этом жи- 11 . Сибирские огни № 1 . вут, смеются, рожают детей... То он вдруг перестал понимать смерть — человека нету. Как это? Совсем?.. Для чего же все было? Для чего он жил?» И как для многих, лю­ бимых героев «современных» шукшинских произведений, для Разина дать ответ на эти вопросы, построить жизнь на основах сове­ сти и правды, — важнее и дороже самой жизни как таковой. «Не пойму я только, Фрол,— говорит он бывшему другу, стру­ сившему перед последним походом,— чем уж тебе жизнь так мила, что ты ее, как не­ весту дорогую, берегешь и жалеешь?! Пога­ ная такая жизнь! Чего ее беречь, суку, еслив она то и дело раньше смерти от страха об­ мирает? Чего уж так жалко бросать? С ба­ бой спать сладко? Жрать, что ли, любишь? Чего так вцепился?.. Не было тебя... И не будет. А народился — и давай трястись: как бы не сгинуть? Тьфу!.. Ну, сгинешь, что тут изменится?». Превосходство Разина над другими в трактовке В. Шукшина — не в государст­ венной мудрости, не в храбрости и воин­ ском искусстве, но в нравственной целост­ ности, в своеобразном максимализме, в пре­ увеличенной,' гипертрофированной (хотя и простой, понятной каждому) совести. «Ду­ ша у тебя такая: жалостливая», — говорит тот же Матвей яростному атаману, только что беспощадно расправившемуся со своими врагами, да и просто с теми, кто попал под горячую руку. Буйный, неуемный, скорый на расправу, Стенька действительно «жа­ лостлив». Он признается в походе: «Я, вид­ но, в деда: всех убогих, бездомных тоже жалко... Да ишо, когда бьют их... Бьют та­ ких, Иван! Не слышим мы — стон, стоит по деревням да городам. И такие же русские... Курвы: ни стыда, ни жалости — бьют. Как маленько посильней да царю угодней, так норовит, змея такая, мужику на шею». При­ мириться с вопиющей обидой и несправед­ ливостью, которую на его глазах учиняют над бедными людьми, Разин не может, не умеет. «Я вольный казак...— говорит он же­ не.— Но куда я деваю свои вольные глаза, чтобы не видеть голодных и раздетых, без­ домных!» Сострадание к простым мужикам, над которыми издеваются сильные мира сего, порождает ненависть к палачам; гнев так и рвется из Степана: «Жить не могу, как подумаю: какие-то свиньи помыкают на­ ми... Рубить!..» И знаменитый поход Разина на Москву— порыв страстного человека: немедленно, сразу, во что бы то ни стало восстановить справедливость! «Гадов повывести на Руси, все ихные бумаги подрать, приказы погро­ мить — люди отдохнут. Что, рази плохое дело?» Дело — справедливое; и в то же время в самый разгар борьбы вождь восстания ощу­ щает, что все шатается под его ногами. «Дело, которое он основал на крови, часто невинной, дело — только тронешь — рушит­ ся. Рассыпается в прах». Это внутренне ко­ леблет героя романа, порождает в нем ди­ кие, слепые вспышки ярости, необдуман­ ные поступки, хмельное буйство, жажду смерти...