Сибирские огни, 1975, №1

честолюбивой наложнице Кийе, Эхнатон уже не прочь перейти к старым, жестким фор­ мам правления; он готов 4:дать» людям вой­ ну, он отстраняет от власти своих едино­ мышленников, близких людей. Дело Эхна- тона рушится одновременно и извне, и из­ нутри; его решение превратить страну в единый военный лагерь созрело одновремен­ но с дворцовым заговором, так же, как его естественная смерть лишь на несколько ча­ сов опередила уже занесенный кинжал его смертельного врага Нефтеруфа. Второй роман Г. Гулиа переносит нас в иную эпоху древности, в иную социальную и культурную среду; герой его — «Человек из Афин», великий вождь афинской демокра­ тии Перикл. Сопоставление двух героев в человеческом плане открывает глубокое, все­ стороннее нравственное превосходство де­ мократа, воплотившего в себе неизмеримо более высокий общественный строй и систе­ му мышления, над просвещенным деспотом. И здесь герой взят в суровую годину для своей славы и своего дела. После сорокалет­ него честного служения народу его, шести­ десятилетнего старика, с позором отстраня­ ют от власти. Но страшнее всего то, что по­ колебалось дело его жизни, его детище, афинская демократия. Спартанцы одержи­ вают победу за победой; враги осадили Афи­ ны, где свирепствуют чума и голод. Перикл, однако, в несчастье держится мужественно; он не дает личной обиде овла­ деть своей душой. Он, демократ, друг и уче­ ник великих мыслителей и художников, знает, что цели развития человеческого об­ щества неизмеримо больше одной человече­ ской жизни, одной личности, как велика бы эта личность ни была; правда больше Пе­ рикла; добро больше Перикла; государство больше Перикла. Демократ никогда не по­ думает: «Государство — это я!» Он знает, что жизнь человека, жизнь целого поколе­ ния— лишь звено в бесконечно восходящей цепи человечества. Во имя этих бесконечно простирающихся целей и обязан работать общественный деятель. Отсюда мудрый оптимизм, терпеливая вера в народ, в его душу, разум, здравый смысл. Пусть в людях много зла, тупости, жестокости, все равно добрых задатков в них еще больше, во всяком случае, они — единственная реальная цель, ради которой стоит жить на земле. Перикл как личность глубоко привлекате­ лен для автора. Тем не менее, он не щадит своего любимого героя, сталкивая его лицом к лицу с неразрешимыми для него противо­ речиями. Спор о тирании и демократии идет на протяжении всего романа. Если демокра­ тия—-высший строй по сравнению с тира­ нией, то почему побеждает демократов спар­ танская олигархия? И существует ли она вообще, эта демократия, ради которой отдал жизнь Перикл? Суровый и честный юноша Агенор называет вождя Афин тираном: ведь он правил всю свою жизнь и будет еще пра­ вить. Это уязвляет Перикла в самое сердце и не только потому, что обвинение неспра­ ведливо; Перикл знает, что лично он не ти­ ран, совесть его чиста. Но именно потому, что герой — до конца честный человек, он с горечью осознает, что юноша во многом прав. Неумолимые обстоятельства склады­ ваются так, что судьба демократии оказы­ вается связанной с одним человеком, Пе­ риклом; его сограждане без него проявля­ ют себя как существа слабые, неспособные управлять сами собой. Жизнь показывает, что Афины не могут без Перикла, демокра­ тия Fíe может без Перикла. И вот согражда­ не его, виноватые, пристыженные, приходят к нему просить, чтобы он вновь вернулся к власти. Но этот приход, вместо того, чтобы обрадовать Перикла, глубоко его смущает: тень уже погибшего к тому времени Агено- ра, юноши с горящими глазами и обнажен­ ным кинжалом, встает перед ним... Хрупки и непрочны оказываются драго­ ценные ростки демократии на заре челове­ ческой истории; куда прочнее, органичнее— мрачная тирания, попирающая достоинство и права человека! Кровавый диктатор, ду­ шитель свободы Рима Сулла, герой третье­ го романа Г. Гулиа, — во всем антипод Перикла; одно из главных свойств его — искреннее, глубокое презрение к людям. «Никто не возбуждал в нем гнева против людей. Гнев умещался в нем естественно, как сердце». Он глубоко презирает даже тех, кто готов1умереть за него; «болвана­ ми» называет он их за глаза. Люди для не­ го — лишь ступеньки, ведущие к власти. Более того, у Суллы органическая потреб­ ность видеть людей посрамленными, втоп­ танными в грязь у его ног; всякое проявле­ ние благородства, бескорыстия вызывает бешеную ярость «счастливого» диктатора; оно кажется ему глубоко оскорбляющим его самого. Его радует жадный блеск и алчная дрожь в руках близких больше, чем беско­ рыстная любовь; на принципах грубой ко­ рысти строит он отношения между собой и подчиненными: «Служи, и я вознагражу те­ бя»; и в этих случаях он не скупится, раз­ брасывая дары щедрой рукой. Больше все­ го на свете он ненавидит все идеальное, вся­ кую «философию», от одного упоминания о которой выходит из себя. «Философия» ему не нужна; ему нужны подданные, по­ корные, как солдаты, униженные, как холопы. И Сулла преуспевает: ему удаются все его замыслы. Люди идут за ним, идут до­ бровольно: им надоели пустые обещания последышей демократии, им нужны реаль­ ные блага: хлеб, вино, золото, дома, жен­ щины;1ради этого они готовы пожертвовать своей свободой. Но как мрачно это торже­ ство, как беспросветна полная победа гру­ бой тирании! Одна из финальных сцен ярко запечатлевает этот апофеоз великого души­ теля свободы. Став полным хозяином Рима, расправившись со своими врагами, дикта­ тор принимает своих полководцев, с по­ мощью которых захватил власть. С боль­ шим трудом они только что подавили вос­ стание рабов. Фаворит Суллы Крисп пред­ лагает дать неудачливым полководцам по сто розог «за нерадивость». И тут Сулла показывает себя во всем великолепии. Он вызывает помощника: