Сибирские огни, 1974, №12
слова,— а прискакали в то утро к виселице, перерубить веревку. Ваше му Эйби жизни не хватит дождаться покоя и мира в Америке,— сказал Шибл свои пророческие слова, а я в ту ночь счел их раздраженной бол товней.— Кое-кто зовет Брауна праведником... Не знаю: от этого слова лампадным маслом попахивает, а он был человек, нехитрый был у не го ум, без подвоха, а весь от прямоты и правды, от такого ума увернуться некуда. Вам этого не понять. — Оттого, что я чужеземец? — Дом у нас большой, недостроенный, даже двери не навешаны, к нам каждый войдет, кому охота. — А вам это горько? — Мы еще без памяти народ — попадете в Миссури, найдете там и Париж, и Милан, и Новый Лондон, и Мехико, и даже Трою, и так вез де,— явился кто-нибудь за тридевять земель, поставил дом и отхожее место — вот и готова Троя, а то и Афины или Петербург. Весь господень мир у нас в кармане. Он пребывал в заботах и злости, пресытился, видно, миссурийской войной — топтанием на месте, неразберихой и проигрышами мятежни кам, я же, хоть и устал, охвачен был тайной радостью. Откуда бы ей взяться, посреди черной Миссисипи, при старых мушкетах и л е т н и х солдатах, составлявших половину моих рот? А вот была, поверьте, была радость, и, скрывая ее от капитана Шибла, я ее еще острее чувствовал. Доски «Дженни Деннис» мягко сотрясались машиной, напоминая мне плаванье через Атлантйк, темноту океана, палубу пакетбота и негром кий разговор с Надин, чтобы не потревожить спящих ирландцев. И те перь со мной были ирландцы и янки, немцы и поляки; пять мирных аме риканских лет сомкнулись в один день и отлетели в прошлое,— я пере сел с океанского пакетбота на речную посудину Шибла, явился в Штаты, чтобы вкусить другой, правой войны, доказать, что моя р е с п у б л и к а не идол веры, не бельтовская бесплодная мечта, а плоть и кровь. — Я вам, полковник, вот что скажу,— снова заговорил Шибл,— когда в бою, в трудную минуту замаячит перед вами флаг федерации, и вы вздохнете: пришла, мол, подмога,— не радуйтесь прежде времени. Нацельте получше ружья: банды Гарриса и южные генералы готовы на бесчестье; они держат про запас наш флаг. — Бесчестное дело допускает и подлые средства; а мы будем сра жаться,— сказал я с верой. — Вы все еще мечтаете о правильном бое: черта с два, тут все сби лось, как и на Миссисипи редко увидишь: водовороты, сулои, омута, по ди разберись. В рулевую проскользнул Томас — рота Говарда плыла на плашкоуте, но Томас был с нами: Надин попросила об этом ротного перед погруз кой. Томас пришел за мной: близился июльский рассвет, а с ним и при чалы Ганнибала. Не найдя на реке огней плашкоута, Томас з а тревожился: — У них старая машина, как бы плашкоут не застрял. — Тут острова, река идет в два русла, вот и закрыло их огни. Со скучился по ротному? — Капитану Говарду и без того трудно. — Случилось что-нибудь, Томас? — Мы встали у двери каюты.— У вас не рота, а тайная ложа. — У нас дружная рота,— определил он по-своему.— Может, я по ступлю неблагородно, если расскажу вам о капитане? — Ты смотри; я тебя за язык не тяну,— ответил я, берясь за ручку двери. — В Куинси капитану Говарду кто-то подсунул газету. Из Сент- Джозефа или Лексингтона; в ней напечатано о другом Говарде, о его
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2