Сибирские огни, 1974, №12
Но вот Лосяков приоткрыл дверцу печи и осторожно повел топори щем над огнем. Повернул и повел снова. Бенгальскими огнями пробе жали мимолетные ослепительные искры по дереву, задымились его з а кругленные охватины. Подражая ему, начал обжигать болванку и Глеб. Егорий Мелятоно- вич внимательно приглядывал за его действиями, но ничего не говорил. Д аж е тогда, когда береза вдруг занялась жарким пламенем, он сделал вид, что всецело поглощен своим делом. Угольников сбил пламя, вытер со лба капельки пота и осторожно стал застругивать выгоревшие места. Потом они, не сговариваясь, вынули наждачные шкурки и приня лись зачищать каждый свое изделие. — Э-э-эй,— вдруг тихо запел Егорий Мелитонович, и на его лицо легло выражение мечтательности и легкой грусти. Э-э-эй! Эхо в тайге звучит. Э-э-эй! Смотрит с неба луна. Э-э-эй! Д ерж ат дичь кедрачи. Э-э-эй! Держит рыб атарма. Видимо, Глеб не знает этой песни, потому что он только шевелит губами вдогонку. Э-э-эй! Края богаче нет. Э-э-эй! Нет богаче озер. Э-э-эй! Вижу на самом дне Э-э-эй! Брошен луны топор. Наконец Егорий Мелитонович насадил топор на топорище, оглядел произведение рук своих со всех сторон и, словно прощаясь с ним, сунул в ведро с водой. Потом посмотрел на меня, будто впервые увидел, и не торопливо достал резиновый кисет с разноцветными завязками: — Угощайся, однако. — Хорошо и тепло, как зимой у печки...—■ глядя на веселые языки пламени в буржуйке, невольно вспомнил я стихи Есенина и сам не з а метил, как произнес эти строки вслух. — А березы стоят, как большие свечки,— в тон мне докончил Глеб Угольников, и мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. И Лосяков тоже улыбнулся. И даже Рёва благодушно поднял морду. — Как вы думаете, это надолго? — спросил я у Егория Мелитоно- вича, махнув рукой на дверь, за которой колобродила внезапная фев ральская метель. — По-разному бывает. Когда за полдня управится, а когда и за двое суток. Эта, однако, к вечеру образумится. Но за ней мороз обеща ет ударить. В прошлом году как раз в это самое время погода надломи лась к большому холоду. Я затянулся сладкой, необычно приятной на вкус самоверткой, ко торой угостил меня Лосяков, и посетовал: — Жаль, вы меня вчера не взяли с собой на Желтое озеро. Очень хотел посмотреть... Как это получилось — удочкой? — Нет, однако,— слабо улыбнулся Лосяков,— Пробил пешней иор дань. А рыбе свежий воздух нужен. Горит она, намаялась за зиму. Ну, я пособрал ее поверху челбушкой — щуку да окуньков постарше. И мне польза, и основной рыбке тоже — от замора ее уберег. Напоследок я ей лед-то в разных местах озера позскрывал. А как же. — В шахматы играете? — спросил меня Глеб Угольников и, услы шав согласие, с готовностью развернул шахматную доску, высыпав фи гуры себе на колени,— Ребята все больше в домино режутся. Ну, я Его рий Мелитонович вообще не любитель. — Каждому свое,— засобирался вдруг Лосяков,— Пойду, однако разотру Бориса Густавовича перед баней. Я ему настойку из чебреца
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2