Сибирские огни, 1974, №12

И повесть, и рассказы сборника словно бы наглядно демонстрируют (в сравнении с первым его произведением) трансформацию и творческого потенциала писателя, и его миросозерцания, и литературных навыков. Если в «исповедальном» «йкусе хлеба» пси­ хологическая мотивировка поступков героев несла в себе элементы «.моделирования», то в новых произведениях все пропущено че­ рез авторское сопереживание, всюду чув­ ствуется стремление показать густоту жиз­ ни «всамделишной»; иную обрели окраску и изобразительные средства писателя: язык значительно обогатился точным и вырази­ тельным словом, слог повествования стал более непринужденным, раскованным. Писатель словно бы медленно, но неиз­ бежно утрачивал ощущение «направленче- ской» зависимости; его уже не смущало, в «интеллектуально-исповедальном» или ином разрезе истолкуется то или иное произ­ ведение— мысль ориентировалась на есте­ ственность и достоверность поступков, на психологическую убедительность харак­ теров. Судьба героев повести «Смородинный чай»— это в едь тоже исповедь, но испо­ ведь, наполненная плотью жизни суровых военных дней. Трудное детство выпало на долю Витьки, Кито, Шурика, Донн и других ребятишек из деревни Черемховка, хотя война и не достала «живым огнем» заураль­ ские края. Но вечное недоедание, тяжелый труд (мальчишки заменяли мужское насе­ ление деревни) мало что имели общего с порой незабываемого детского восторга пе­ ред жизнью. И, читая страницы повести, мы понимаем, какого напряжения стоили авто­ ру такие правдиво-страшные слова о своих миленьких тружениках: «...в их равнодуш­ ных и усталых шагах, в хлапе воды под но­ гами, скрипе корзин, грудном кашле, глу­ хом стуке ведерок было что-то тяжелое и страшное». Но и в ту труднейшую пору дети сумели сохранить непосредственность поэтического восприятия мири и — самое главное — полу­ чили большую нравственную закалку, кото­ рая явится надежной опорой для их буду­ щего; они рано познали ценность и силу труда, а вместе с ним — ощущение своего раннего возмужания. Недаром герой повести восьмилетний Витька с полным правом ведет такой раз­ говор ео старшим односельчанином: «— Я уже большой. — Откуда взял? — А хлеб сам зарабатываю,— с гор­ достью сказал Витька. — Прав ты, однако, парничок,— оогла,сил­ ен Макар Блин». А взять взрослое население Черемховки. Учительница Ефросинья Петровна, от кото­ рой отвернулись все односельчане за то, что в ее доме поселили раненого немца (он был антифашистом, но,для измученных вой­ ною людей немец и фашист — синонимы) разве ее судьба может оставить читателя равнодушным? Или конюх Аж арпов— вели­ кий труженик и человеколюб, оба сына ко­ торого погибли на фронте? Характер Ажар- нова выписан с большой любовью, с чув­ ством почти телвного преклонения перед мудрой человечностью старика. Многие страницы повести «Смородинный чай» — это печально-правдивые картины по­ следнего военного года и первых после­ военных месяцев. Финал повести трагичен (Ефросинья Петровна получает извещение, что ее «муж геройски пал в боях за Родину с японскими захватчиками»). Д а, мы пони­ маем, что жизнь для Витьки (сына Ефро­ синьи Петро'вны) уготовила серьезные испы­ тания, но верим: парнишка выдержит, вы­ растет хорошим человеком — и надежной опорой тому крепкая «закваска» нелегкого детства. И повесть, и рассказы последнего сбор­ ника А. Уеолыцева несут следы автобиогра­ фической исотоведальности, по уже совсем иного оттенка, чем, скажем, повесть «Вкус хлеба». Не умозрительные рассуждения о смысле бытия, не иронико-скептическое от­ ношение к людям, а правдивые картины жизненных сдвигов и трепетное уважение к судьбе каждого человека — такова эволю­ ция творческой (позиции Альберта Усольце- ва, писателя, лучшие книги которого, не­ сомненно, еще впереди. В отличие от А. Уеолыцева, Н. Верещагин не испытал «исповедального» увлечения со­ временной прозы. Его повести «Сезонники» и «Развод» исполнены в традиционно-реали­ стической манере, обе они автобиографичны в своей основе. В повести «Сезонники» рас­ сказывается о бригаде строителей-сеэонни- ков, работающих в колхозном карьере. В центре внимания автора.— люди с изломан­ ной судьбой, «халтурщики», основная цель которых — «зашибить деньгу». (Надо заме­ тить, что Н. Верещагин вообще ведет иссле­ дование психологии своих героев в несколько необычной манере: он показывает не ста­ новление личности человека, а скорее раз­ ложение ее. Если в «Сезонниках» основной акцент «аиравлен на фактическую сторону поведения героев, а выяснение истоков их падения только проглядывается, то в «Раз­ воде» дана попытка серьезного исследова­ ния судьбы человека, почти оказавшегося за бортом общества). Очень странное впечатление производят, на. первый взгляд, персонажи «Сезонников»: бригадир — из бывших заключенных, другие члены бригады тоже «диковатые». Особенно тяжелое чувство вызывает бригадир Семен: его ненасытная тяга к .«длинному рублю», безжалостное отношение к другим членам бригады (в том числе и к собственному сы­ ну), его сумасбродство, пьянство и драки вызывают в «ас чувство естественного воз­ мущения. Но .где-то мы, словно бы под­ спудно, улавливаем, что при всей безала­ берности в Семене живет чувство собствен­ ного достоинства, Недаром один из членов бригады говорит сыну Семена, что его отец — «справедливый мужик». Для сына (от его лица ведется повествование) эти слова были на первых порах «общими сло­ вами», «трепологией», но все-таки заронили в его душу маленькую веру, что отца мож­ но судить и понимать по человеческим за­ конам. И зорче вглядываясь в отца и дру­ гих «сезонников», сын несколько пересмат