Сибирские огни, 1974, №12

ников. Свое, выстраданное, чувство сопри- частия с рассказанными событиями прояв­ ляется у А. Бэла «укрупненно». И это, ве­ роятно, потому, что .писатель уопел за свою сравнительно короткую жизнь (А. Бэлу не­ многим больше 30) увидеть и познать мно­ гое. «Причудливые зигзаги» (так выразил­ ся А. Бочаров в предисловии к сборнику «Следователь») этой жизни сыграли, пожа­ луй, немалую роль в выборе писательской темы. Но автобиографичность бэловских рассказов и романа ничего не имеет общего с описательством «причудливых зигзагов» жизни автора. Задача художественной про­ зы А, Бэла — исследование духовной жиз­ ни, своей и окружающих, исследование-со­ переживание. Может быть, чрезмерная «въедливость» писателя в психологию своих героев не всегда уравновешивается на стыке автор-' ского замысла и реального исполнения. Пи­ сатель и сам отлично чувствует, что такого равнодействия ему еще не хватает (по край­ ней мере, в рассказах), искренне это пере­ живает и ищет пути наиболее тесного об­ щения с читателем. Серьезными размышлениями о жизни на­ полнено самое большое произведение книги А. Бэла — роман «Следователь». В романе рассказывается о трудностях творческой деятельности — на первый взгляд, эта тема далеко не нова. Но парал­ лельно исповеди главного героя романа — скульптора Ю.риса Ритора, в чисто профес­ сиональном, что ли, ключе, А. Бэл дает вто­ рой, «исповедальный» план в психологии своего герои: его нравственную концепцию, его понимание сущности нашей моральной и социальной жизни. Этот-то план и несет в себе весь философский заряд романа. Оба плана «исповеди» главного героя (на­ зовем их: творческий и социально-общест­ венный) не противопоставлены друг другу, а даны в крепкой спайке и подчинены, в конечном счете, стержневой проблеме взаимоотношению личности и общества в наши дни. «Чтобы понять своих близких, я должен понять самого себя. Потому что с момента рождения я подвержен воздействию тех же сил, что и они. Я подчиняюсь времени, вре­ мя подчиняется мне. Я подчиняюсь общест­ ву, общество подчиняется мне», — так фор­ мулирует свою связь с обществом и време­ нем Юрйс Ригер. И эти слова для него не пустая декларация. Но, чтобы перейти к такому пониманию своей связи с общест­ вом и временем, надо стать личностью. Ри­ тор ощущает себя личностью. Этому уве­ ренному ощущению предшествовала поро­ жистая дорога как в творческих поисках, так и в отыскании социально-нравственных «постоянных». И самое ценное, что для Ри­ тора «муки творчества» всегда переплета­ ются с напряженными раздумьями о сво­ ей общественной значимости. «Я хочу по­ нять, что за силы заставили меня сомневать­ ся я хочу понять, что за силы заставили меня верить», — говорит герой романа И если, скажем, для пессимиста Кризен- таля, утверждающего, что человек подобен трамваю на рельсах, т. е всегда управля 11. Сибирские огни № 12. ем кем-то, не может возникнуть вопроса о силах, заставляющих людей верить в жиз­ ненные идеалы, то для Юриса вера в тор­ жество общественного созидания служит опорным рычагом и в творческой деятель­ ности, и в личной жизни. Недаром Юриса тянет к старику Гулце- вицу — старому коммунисту, который не может молчать о встречающихся еще не­ нормальностях в нашем обществе, потому что ему «биография... как крокодил, вцепи­ лась в ногу». А биография Гулцевица — это живая история борьбы народа за осу­ ществление заветов великого Ленина. В лю­ дях, подобных Гулцевицу, Ритор"' и находит нравственную свою опору. Сущность этой опоры — активное вмешательство каждого отдельного человека в дела общества, по­ тому что «жизнь не что иное, как взаимо­ действие людей», и «человек не может вить веревки в одиночестве». Именно в со­ причастности с другими, в масштабном ос­ мысливании своей личности и лежит про­ тивоядие от духовного равнодушия и мрач­ ного пессимизма, которыми заражены, ска­ жем, отец Юриса или тот же Кризенталь (недаром отец главного героя Артур Ригер, «адвокат без души и совести», и молчали­ вый Кризенталь — друзья). А что лишило того же Артура Ритора «души и совести»? Прежде всего — ёго скорлупное прозябание в искусственной са­ моизоляции с ее пассивным нейтралитетом к происходящим событиям. Равнодушное созерцание окружающей жизни привело Ри- гера-старшего к утрате ощущения себя ча­ стицей своего народа, страны, а затем — как неизбежность — к потере элементар­ ных моральных качеств: чувства долга пе­ ред семьей, душевной чуткости и, самое главное, совести — этого главного «следо­ вателя» человека. Мне кажется, что и характеры в романе А. Бэла удались в зависимости от меры на­ личия в себе такого «следователя»: те, кто его имеют,— Ролис, Рудольф, Гулцевиц, Ру- кинен — показаны убедительнее, чем Артур Ригер или Кризенталь. Юрис Ритор запом­ нится как интересный человеческий харак­ тер, в нем мы узнаем нашего думающего современника, для которого стремление к единству слова и дела — жизненная про­ грамма. Как я уже говорил, А. Бэл — сторонник психологического письма. Но психологизм писателя условно можно назвать «интеллек­ туальным», когда чувственные деформации его героев строго контролируются мыслью. Несколько в ином плане исследует д у ­ ховный мир своих современников Родион Ребан. В сборнике Р. Ребана «Шиповник на ка­ менном берегу» (1972) человек испытывает­ ся чаще всего в плане «эмоционального пси­ хологизма», если возможно такое определе­ ние. В центре внимания молодого прозаика — люди «чудные», с повышенной чувстви­ тельностью реагирующие на окружающий мир. Чаще всего они исполняют простую будничную работу и, на первый взгляд, ни­ чего примечательного не таят в себе. Но только — на первый взгляд. Если же вгля