Сибирские огни, 1974, №12
Только сегодня уж е не будет роскошного ковра из разнотравья с белыми зон тиками гранатника, Бараба наших дней, пожалуй, еще однообразнее летом —все от крытые пространства залиты ровной зеленью хлебов. Зато ближе к осени, когда поля ны охвачены спелым золотом, а березы в колках еще не сдались,— эта земля, должно быть, прекрасна. Не покривлю душой: было бы лучше знакомиться с агрономом не в конторе, а в поле, но март не располагает к таким поездкам. Алексей Поликарпович в этот день, замещая директора, занимался решением из вечных предвесенних вопросов, принимал людей, 'вел телефонные переговоры. Ему немногим за пятьдесят. Обветренное, темное крестьянское лицо, сосредото ченные глаза интеллигента, по-юношески спадающая на лоб прядь волос... Не могу объяснить, по каким точно внешним признакам, но я с первого взгляда узнаю это предвоенное поколение. Я знал их. Это были веселые, смелые и серьезные парни. Перед самой войной они заканчивали десятилетку, прямо на глазах вырастая из полуграмотного крестьянст ва, подчас из настоящей темноты, в новую советскую интеллигенцию. Они несли в себе огромный заряд созидающей силы. Их было еще немного, и всех, кто сдал вы пускные экзамены, ждали институты. Если б не война... ■Когда знакомишься с представителем этого поколения, всякий раз появляется предчувствие непростой биографии, большой судьбы. Дальние «подходы» ни к че му, фронтовика можно опрашивать прямо о самом существенном. Мы сидим одни в опустевшем кабинете на втором этаже совхозного управления. Я прошу Алексея Поликарповича рассказать о себе. — Где родился, где крестился, что ли ?— он озорно и вместе с тем смущенно улыб нулся,— единственный раз за всю встречу.— Ну, родился я в Омской области, Кала- чинский район, деревня называлась Преловка. Тоже Бараба. Потом родители — они были крестьяне — переехали в Омский район, совхоз «Очаирский», на берегу Иртыша находится. Сильное там было овощеводство и зерновое хозяйство. И вот здесь-то ме ня к сельской работе просто потянуло... Да, многое мне знакомо из того, что рассказывает Лысенков. Сельский школьник, он каждое лето напрашивался поработать в бригаду, гордый разъезжал на конных граблях, а то на сенокосилке. Гербицидов тогда вообще не знали, обрабатывающая техника была слаба, я сор ные травы в хлебах «икого не удивляли. Сеяли в те годы немного, а села в Сибири большие, многолюдные — было кому выходить на прополку. Дергая руками неподат ливый колючий осот, будущий агроном невольно приобщался к одной из самых слож ных проблем сибирского земледелия. Не из-за истощения почвы, а именно из-за разрастания сорняков, этого «зеленого пожара» на хлебном поле, забрасывал) когда-то крестьянин пашню в многолетнюю залежь. Но с каждым десятилетием все дороже становился сибирский гектар, и было уже непозволительной роскошью уходить с возделанного поля, ждать, пока окружающая степь сама задушит полынь, осот и молочай, огладит борозды, покроет землю дикими злаками, гранатником, веселым разнотравьем. Этой земле нужен был агроном, много агрономов, тысячи разнообразных машин, нужны были крестьяне нового склада. При том, что рабочих рук в деревне становилось все меньше. Не успел тогда Лысенков в институт. Только школу окончил, а тут война. Добро вольцем вступил в лыжный батальон, воевал под Ленинградом, «а Волхове, потом через Л а д о г у— в Ораниенбаум, на знаменитый «пятачок», отсюда, пошли в наступле ние на Гатчину, на Сиверцы. Ранение. Госпиталь в блокадном Ленинграде. Эвакуация в Котельнич. Воевать ему больше не пришлось, но и демобилизация была неполная: направили в распоряжение военкомата, а оттуда — военруком в школу. Это было уж е на Урале. — А все же тяга у меня к сельскому хозяйству оставалась, — рассказывал Алек сей Поликарпович. — В школе работал, а сам все в поле поглядывал, специально ездил: какие там хлеба растут. Однажды прибил к нам генерал, областной военком. Я к нему с просьбой. Тогда как раз вышло постановление о приеме фронтовиков в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2