Сибирские огни, 1974, №12
пальцы. Я стоял над ним; но он не помнил, кто поднял его из воды и пе ренес на берег, он чего-то ждал от меня, возможно, решения своей судь бы. Я позвал адъютанта Чонси Миллера и приказал записать ирландца в полк, в роту Тадеуша Драма, которой до этой ночи командовал Го вард; надеть на него мундир солдата и, по прибытии в Цинциннати, оп ределить в военный госпиталь. Кто-то окликнул меня: Барни О’Маллен сидел на соломе, левая но га забинтована и вытянута вперед, рука на холщовой повязке, голова в кровоподтеках, но рыжеволосый Барни скалил зубы, взгляд его был жи вой и насмешливый. — Уж где раздают тумаки — Барни не опоздает,— сказал он.— Ес ли бы на наш поезд упала манна небесная из серебряных долларов, ме ня бы не оказалось на месте, а при беде я тут как тут. Мне бы остаться в денщиках, сидел бы я в штабном вагоне и горя не знал. — Я вас не гнал, Барни. — Еще бы! —-воскликнул он покаянно.— Ни вы, ни мадам...—Я по махал ему рукой, он крикнул вслед: — Я найду наш полк, подлечусь и найду! Рассвело, мы не нашли на берегах следов высокой воды, зато солда ты, восстанавливая мост, увидели распиленные бревна и дерево, обож женное пороховым взрывом. Случилось убийство, кто-то ждал нас и под жег короткий шнур: слабый взрыв утонул в грохоте обвала, но свое дело сделал. Навстречу бредет маленькая процессия: я узнаю жену Джеймса Гатри, черноволосую шотландку — жену Раффена и еще двух сгорбивших ся, потерявших недавнюю яркость женщин; вместе с Мэддисоном и То масом они сопровождают Тадеуша Драма , который несет к назначен ному для мертвых вагону свою жену и любовь. Надин не может присое диниться к ним, пока вокруг стонут, исходят кровью, умирают. Долгие часы она будет не со мной, не с Тадеушем, а с теми, кому еще можно по мочь, пока не определит их в Цинциннати в госпитали, и тогда, вернув шись в наш вагон, упадет ничком на постель. Траурный поезд, поезд-лазарет, поезд — живая скорбь, подвигался по земле Индианы, пересек границу Огайо и достиг Цинциннати. Слух о несчастье опережал нас, на станциях собирались чужие солдаты, до рожные служащие, зеваки, невольно снимая шляпы перед вагоном с з а дернутыми шторами. За два перегона до Цинциннати в вагон, мимо часового, вбежала Элизабет Говард, вбежала так, будто Говард еще жив, еще должен ска зать ей последние слова, а если будет возможно, то она не даст ему уме реть. И это столкновение мертвого, остывшего тела с отчаянной энергией любящей женщины, ее несогласие представить себе мужа неживымг ис чезнувшим, было непереносимо; казалось, что пройдут мгновения и что- то случится внутри вагона, взорвутся окованные железом стенки. Поезд тронулся, Элизабет осталась цнутри. Я мог сказать ей, чья рука сбросила в могилу Говарда и еще 29 че ловек. Мог, но не сказал. Не сказал ей, не сказал Надин, не доложил и старшим офицерам, чтобы не вызвать кривых улыбок в спину, что, мол, полковник бредит лазутчиками мятежа, видит заговор там, где случи лось несчастье. Элизабет мы увидели только в Цинциннати. На пустынном в рас светный час вокзале нас дожидался мэр Галина, города, откуда набра на рота Говарда. Мэр прибыл не один, с ним были служащие мэрии и родственники погибших- Гробы поплыли на руках солдат из вагона к по возкам, дожидавшимся за оградой станции. Ни речей, ни оркестра, ти
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2