Сибирские огни, 1974, №12
Руки целы? Что сломаны ноги я видел и сам.— Если можешь, обхвати мою шею. Он держался за меня, пока я нес его к берегу, пока говорил ему, з а дыхаясь, касаясь головой его головы: Ну, вот, сынок... ты хотел в солдаты... на войну... она тебя и встретила... Прямо в бой угодил... На берегу я передал его в руки волонтеров. Близкие костры осве щали песок и мокрые камни, я различал склонившиеся фигуры Сэмюэла Блейка и его помощника Бэйлхеча, и только я успел подумать о Надин, как услышал ее голос. Просунув руки под шею и спину Башрода Говарда, Наднн осторож но, словно оно из хрупкого стекла, перекладывала тело Говарда на но силки. При виде его мертвых ног и рук, я ужаснулся: сломан позвоночник, жизнь почти пресеклась, прервались ее молодые, сильные нити, может, он не испытывает боли, не страдает, но ведь и боль отличает живое от неживого, и бывает такое, что молишь о боли, выпрашиваешь ее у судьбы. Говарда понесли, я шел рядом, Надин касалась рукой его головы, убрала со лба волосы; по мне она только скользнула взглядом, молча просила забыть пока о ней; оставить все чувства, связи родства, радость, что мы видим друг друга, сохранить только то, что связывает страдаль ца и лекаря. Говард лежал плоско, мертво и лицо окаменело, ни о чем не просило, только глаза смотрели вверх, в черное небо, будто перед ни ми жарк а я чернота волос Элизабет и где-то за их темным, густым пером, спасительные глаза жены. Губы Говарда зашевелились, Надин остановила носилки: смерть могла наступить в любое мгновение. — Бог был добр ко мне..- Меня убил брат... Это лучше, чем если бы я убил его... Я не вызвал Элизабет... а не будь той ночи... я послал бы те леграмму...— Он говорил тихо, среди стонов и криков и громких прика зов, но каждое его слово достигало нашего слуха, и то, что другим к а з а лось бредом, открывалось мне со всею обжигающей глубиной. Говард опустил веки.— Закройте мне глаза... мадам... Когда, взойдя на берег, Надин отняла руку от глаз Говарда — он был мертв; его отнесли в ряд, где лежали семнадцать рядовых только из роты Говарда, не считая других солдат. Я шел по берегу Бивер-крик, между линией костров и волонтерами. Сотни живых стояли угрюмой стеной, многие плакали, не стыдясь; не легче было смотреть и в окаменевшие лица тех, кто не умел плакать. У ног живых, на соломе, на вагонных досках и одеялах лежали ране ные, мертвые и те, кому еще предстояло умереть в госпиталях Цинцин нати. Не хватало бинтов, Надин, открыв чемоданы, рвала на бинты на ше белье. Она не давала себе передышки^случалось, я отворачивался от вида крайних страданий, и Сэмюэлю Блейку, врачу еще с мексиканской войны, становилось иной раз невмоготу, он отходил, чтобы вдохнуть реч ного воздуха, увидеть перед собой темное ложе реки, вместо крови и бе лой, разорванной плоти,— Надин искала самого трудного. Тридцать мертвых и больше ста раненых, брошенных на землю, без надежды на скорое выздоровление; даже если бы за нами стояла дивизия, сердце так же сжималось бы и страдало вместе с жертвами Бивер-крик, но в полку не насчитывалось восьмисот человек, а многие едва держались на ногах из-за болезней и старых, не заживших миссурийских ран; каково же было мне, полковому, й эту ночь на 17 сентября 1861 года! Я велел приступать к ремонту моста, скоро от станции Шолс придут поезда с солдатами Геккера; дорога нужна нашей стране и нашей воине. Молодой ирландец не умер. Блейк взял его ноги в шины из вагон ных досок, из обмотанного бинтом и веревкой дерева торчали восковые 8. Сибирские огни № 12.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2