Сибирские огни, 1974, №12

соединил особый интерес: молодая полька родилась в Штатах, ее роди- Г нИР ,еи! ! Л п3а ° Кеа» после «Рони 1831 года, она говорила по-польски, но не знала Польши, Варшавы, Кракова, всего, что сделалось второй лю­ бовью Надин, после Петербурга и Кавказа. К удивлению солдат и офи­ церов, они, то и дело, переходили на польский, а когда две прекрасные женщины говорят по-польски, вы слышите музыку, то грустную, то бес­ печную, и сердце самого грубого волонтера приходит в смущение. Гак мы ехали по темной земле, с поднятой кое-где пахотой, с таин­ ственным к ночи кустарником, в черных лесных просеках, я с команди­ рами рот в первом вагоне головного поезда, Наднн и зеленый кузнечик Драма в предпоследнем, штабном вагоне другого поезда- Два паро­ воза подавали друг другу голос, перекликались в сентябрьской ночи. Около десяти вечера паровоз закричал, требуя дороги, но дороги не давали, и мы стали, пуская пар. Мы опустили окна: свет факелов выры­ вал из темноты редкий кустарник и насыпь. Выглянув из окна, я увидел паровозного машиниста, высунувшегося из будки, огонь факелов и лю­ дей, идущих к нам. В подвижном пламени трудно было рассмотреть одежду и лица: но, кажется, это приближались дорожные рабочие. — Что там случилось? — спросил машинист. — Мост 48, через Бивер-крик. Опоры размыло. — Отчего? Второй месяц без дождей. Льет где-то, а у нас вода поднимается; это, как с войной, где-то дерутся, а нам и ночью покоя нет. — Кто это там умничает? — Машинист посветил фонарем, мы уви­ дели кучку дорожных рабочих. Человек, стоявший впереди, держался независимо, его быстрые настойчивые глаза с интересом озирали поезд. Машинист спрятал фонарь, факелы удалялись к реке, землю окутал мрак, солдаты, попрыгавшие в головной поезд на станции Шолс, сошли вниз, дожидаться своих вагонов. — Спасибо скажи, чумазый...— снова раздался нелюбезный голос.— А то грохнуться бы тебе в Бивер-крик. В ней не утонешь, а шею сломать можно. Показал бы нам своего красавчика-генерала. — У них не генерал, полковник. Штаб во втором поезде. — Без сигнала не трогайся. И поедешь тихо. Глаз различал слабое свечение впереди, где складка земли скрывала ложе Бивер-крик, безвестной речушки,— она не подавала голоса, не плескалась, не гремела на перекатах; стояла тишина, и внизу, у воды жгли костер. Я не придал значения заминке: деревянные мосты всегда составляли заботу хозяев дорог, республика торопилась класть новые рельсовые пути, бревна служили главной опорой даже и в поднятых над стремнинами мостах. Нам подали знак фонарем, паровоз ответил благо­ дарным криком и тронулся неспешно, в человеческий шаг. Гулко отда­ лись наши железные, машинные шаги на высоком мосту, в темноте он казался выше, чем был, но он и был высок; вода под ним отсвечивала бочажками, угадывалось ее узкое, в крутых берегах, ложе. Первые ва­ гоны миновали мост, земля отозвалась нам мягким голосом, как вздо­ хом, затем затих и стук последних колес на мосту. Позади сверкнули глаза второго паровоза, будто искали нас в черной ночи Индианы, раз­ дался и короткий, вопрошающий его голос; я и Раффен все еще стояли у открытого окна и, если бы я мог, я крикнул бы товарищам: езжайте без боязни, мы только что прошли этот путь. И тут мы услышали грохот и гул, сухой треск, увидели, как исчеза­ ют, проваливаются, только что светившиеся окна вагонов; и вспышку огня, и серое призрачное облако пара, а спустя мгновение донеслись крики. Всё испытали мы за долгую войну; неприятеля, скрытого в чаще ле ­ са, внезапность кавалерийского резерва, его удар по флангу, неравен