Сибирские огни, 1974, №12

толпе стали распускаться позабытые нами нежные цветы: бирюзовые, сиреневые, палевые, ореховые, жемчужно-серые; заколыхались лепест­ ки-воланы, рюши, оборки, кружева. Мы собрали обильный урожай шел­ ков и тафты, бархата, тюля, мантилий и бантов, шарфов, пряжек из под­ дельного серебра, аграмантовых розеток, прюнелевых башмачков, пер­ чаток и лент. Если бы на черную пахоту села стая розовых фламинго, ко­ ролевских павлинов и тропических попугаев, то и тогда зрелище не было бы так прекрасно. А ведь у наших птиц были нежные, человеческие го­ лоса и такие глаза, что любой их пары достаточно для радостного воз­ буждения целой роты. Маленькая жена Тадеуша Драма, полька, тонкий кузнечик в плоской зеленой шляпке с зеленоватой вуалеткой, с глазами цвета мяты, в салатовом жакете с изумрудным плетеным шнуром на дерзкой груди, в башмаках с носками зеленого лака и яшмовыми пугов­ ками; громогласная жена Раффена, синеглазая шотландка, черново­ лосая, в соломенной шляпке с бледными розами; застенчивая подруга моего помощника Чонси Миллера, улыбающаяся каждому, потому что каждый — однополчанин мужа, служит под его началом и предположи­ тельно чтит и любит ее красавчика, скучнейшего педанта Чонси Милле­ ра, и еще, и другие,— как они были хороши посреди синего армейского табора, изодранных мундиров, бородатых и щетинистых лиц, грязных шинелей и армейских пончо- Садились в поезда и жены волонтеров, украдкой, на один перегон, признавая свое неравенство с женами офицеров. На станции Шолс на­ шего запевалу Джонстона поджидала семья: отец и мать, две сестры, старая негритянка в паре с кучером-негром. Маленький Джонстон ис­ чез за пышными юбками, пелеринами, за гипюровыми канзу и широко­ полыми шляпами из соломки, а двое негров что-то лопотали вслух, буд­ то читали молитву пред пестрым, живым алтарем. Ночная тревога ушла: ее прогнало солнце над Индианой, красивая земля в тронутых желтизною лесах, перестук колес, веселье в вагонах, где появлялась женщина, где она — жена и мать — снимала шляпу, дви­ жением недоступным мужчине, и потряхивала волосами, позволяя нм упасть на плечи и на грудь, и смеялась так, как дома не смеется даже и очень счастливая женщина. Десятки глаз смотрели на нее, и каких! мужчины, солдата, который мог погибнуть, а жив, жив, и пахнет желе­ зом порохом, костром, лесным биваком, неистребимым солдатским но том’. Но бедный мой солдат и офицер, даже и тот, кому судьба подарила встречу с любимой; им некуда было скрыться. Я не побоялся бы полко­ вых тартюфов, закрыл бы глаза на то, что наш капеллан именует гре­ хом, но как закроешь сотни чужих глаз. Мы миновали юг Иллинойса и отмеривали индианские мили в на­ правлении к Огайо и Пенсильвании, к берегам Потомака. Зачем пугал Башрода Говарда брат-инсургент? Чего он ждал. Дезертирства. Как мало мы знаем людей, даже и близких, и как высоко . искусителей! Башрод Говард с нами, он как после желтой лихорадки но не сторонится людей, а ищет их, хочет снова и снова ощутить свою удер­ жанную, несломанную связь с полком. в ы не телеграфировали жене?— спросил я у I оварда. - Не у с п е л ! - ответил он прямодушно, возвращая нас к ночному разговору; брат отнял дорогие часы, и Говард не успел вызвать жену, вот кара и казнь. часто вспоминает „ашу жену. Z я д у м а ю ” ЧТО и Элизабет оценила бы госпожу Турчин если бы узнала ?е б Т з к а - О н и тут оставался честен, не лгал, что Надии ио “ РаВСкооо женщины оставшиеся, чтобы сопровождать нас до Цинцин­ нати сошлись “ вагоне Сэмюэля Блейка, у пакетов с корпиеи. склянок