Сибирские огни, 1974, №12
— Белл повесился на каторге, кто бы мог подумать? К Балашову суд был милостив, он получил малый срок, а началась война ему по зволили служить. Случайно забрел ко мне в волонтерское депо, и я его п о м а з а л в воины! — Сабуров приблизился к нам, заговорил тихо и быстро:— Император Александр благоволит Америке. Новое царствова ние счастливо и гуманно. Не поспешить ли нам обратно, господа! Кто бы ни победил — Север, Юг, черт их разбери, нам-то какая разница. Весь их муравейник с Капитолием, с паровыми судами, с пушками и эпо летами не стоит вашей головы, Иван Васильевич, и вашей ручки, дра жайшая Надин. Мы здесь чужие... И снова наклонил голову движением совершенной почтительности; Сабуров верил в свои чары и ждал, что рука Надин протянется к нему. И она протянулась резким, наотмашь, движением и громко опустилась на щеку Сабурова. Наклонившееся лицо не сразу поднялось, Сабуров медлил, искоса, из-под бакенбард, озирал площадь, не много ли сви детелей привлекла пощечина. — Потяжелела ручка, не правда ли? Война, на нее пеняйте. Перед нею в отчаянии покачивался породистый Сабуров; влагой на лились волоокие глаза, желанное мученичество смягчило черты, он при пал бы к немилосердной руке, вииясь и прося прощения. Я испугался за Надин; по силам ли ей такое, не тронет ли женское сердце п о р а з и т е л ь н а я печаль Сабурова? Надин отвернулась, и мы пошли прочь от этого несчастливого места. — Прощайте! Прощайте, друзья! — услышали мы драматический шепот, но раздался вопль паровоза, топот бегущих ног, железный лязг поезда. Мы оглянулись: Сабуров вспрыгнул на подножку вагона и, про щая нас, помахал рукой. На исходе дня роты потянулись через Кейро к железной дороге. Я был с Грантом на каменном крыльце мэрии. Генерал устало опирался о чугунные перила, стоял с обнаженной головой. Мы почти не говорили в эту встречу, смотрели на проходившие в ленивой, предвечерней пыли ро ты и думали свое. С появлением роты Говарда Грант оживился. Я ду мал, его поразил Говард; вместо свежего юноши, перед нами был Дон- Кихот, с дубленым на солнце лицом, с худыми щеками и жидкой свет лой бороденкой, так что не сразу и разглядишь. — А вы обманули командующего! — Улыбаясь, Грант поскреб ж е сткую бороду.— Я эту лошадь знаю, третью, под лейтенантом. На ней прежде провиантский майор ездил.— Лошадей Грант знал и ценил. Гне дой, правда, все еще служил Мэддисону.— Чем-то вы не угодили Фримонту. — Напротив, мы сошлись на идее отмены рабства. — Командующий близок к такому взгляду,— заметил Грант, но с неким отчуждением, будто его дело — война, а философию он оставляет другим. — Он отнимал раба у мятежника и оставлял его фарисею. Грант пожал мне руку, пожелал удачи, извинился, что не будет на вокзале,— е%го ждали на канонерке, которая ночью поднимется вверх по Огайо. Вечером, на погрузке, при свете факелов, меня разыскал Томас; ку да-то исчез капитан Башрод Говард. Лошадь на месте, рядом с седлом на станционной ограде висят его винчестер и пистолет на ремне, а капи тана нет. Ничто в Говарде не обещало измены, и все же, впервые после боя на Фэбнусе, я в мыслях допустил ее- Площадь перед двумя поездами полыхала факелами, покачивались подвешенные к вагонам фонари, освещая волонтеров с поклажей на спи не, со скатками и ранцами, ружейные стволы, лезвия широких штыков и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2